Терпение дьявола

Кровь Брюссена залила штанину ее джинсов и просочилась в кроссовку, словно мертвец тоже хотел сбежать из камеры любым способом.

– Вы ведь из разряда сорвиголов, я не ошибся? Импульсивны и упрямы. Из тех, кто вечно бежит впереди паровоза. Предпочитаете смотреть в лицо собственным страхам и специально провоцируете ситуации, которых больше всего боитесь. Вы бросаете вызов смерти, Лудивина, потому что она манит вас, как электрический свет – бабочку.

В крошечной камере стало нечем дышать.

Нужно было во что бы то ни стало сосредоточиться, взять себя в руки, думать, сконцентрировать мысли на другом.

Он говорит, постепенно нагнетая страх, потому что это его возбуждает и дает чувство власти надо мной. Он ждет, как я буду реагировать, он… наблюдает за мной?

Малюмон стоял прямо за дверью. Глазок!

Плавным движением Лудивина вынула из кобуры «зиг-зауэр», одновременно взводя курок, и три раза нажала на спуск, направив дуло в сторону двери и не думая, как ей потом удастся отсюда выйти.

Первая пуля расплющилась о сталь, вторая отрикошетила, вонзившись в плечо Брюссена всего в нескольких сантиметрах от бедра Лудивины, третья прошла точно сквозь глазок.

Запах пороха ненадолго перебил густую вонь.

В ушах у Лудивины гудело от оглушительных залпов девятимиллиметрового пистолета.

– Я спишу это на счет вашей фрустрации, Лудивина, вы отреагировали как умели, – раздался опять голос Малюмона. – Но больше так не делайте. Иначе мне придется вызвать демонов из глубин вашего измученного подсознания, чтобы они порезвились вволю.

Газ! Малюмон пригрозил использовать свой галлюциногенный коктейль. Лудивина начала потихоньку впадать в отчаяние.

Он меня уже одурманил! Поэтому так кружится голова и сердце сейчас взорвется, поэтому мне так плохо – этот гад распылил дозу наркотической смеси еще до того, как запер меня здесь!

– У вас «зиг-зауэр SP 2022», табельное оружие жандармов, я видел его у вас на поясе. У этого пистолета магазин на пятнадцать патронов. Но вы весьма осмотрительны, так что наверняка у вас есть запасной. Протолкните через дырку в двери все оставшиеся двадцать семь патронов, Лудивина. В противном случае наш разговор закончится прямо сейчас, и вы знаете, каким образом.

Газ. Страх. Все ее глубоко запрятанные темные импульсы вырвутся одновременно, и в конце концов сердце взорвется.

Лудивина вдруг вспомнила о телефоне, выхватила его из кармана – и экран озарил ее сведенное судорогой лицо почти ободряющим светом. Но сигнала приема сотовой связи на экране не было. Телефон под землей не ловил сеть.

– Лудивина, давайте продолжим беседу. Вам ведь хочется узнать, как все было, не правда ли?

А ему хотелось об этом рассказать. Потому что для Малюмона она была единственным человеком, способным понять механизм его мышления, и единственным свидетелем триумфа.

В любом случае у Лудивины не было выбора.

Она изо всех сил оттолкнулась локтями от стены, чтобы отпихнуть от себя мертвого Брюссена, и подобралась к двери. Один за другим протолкнула в «глазок» все двадцать семь патронов, слушая, как они звенят, ударяясь о кафельную плитку с той стороны. И каждый раз она словно расставалась с частицей себя. С осколками надежды.

Малюмон был там, стоял сбоку от двери, прислонившись спиной к стене, – Лудивина его чувствовала, даже слышала дыхание. Ей казалось, что воздух дрожит от нервного возбуждения убийцы, что удушающая вонь исходит от извращенного сознания, заходящегося в экстазе. Она отбросила бесполезный «зиг-зауэр» и крепче сжала фонарик.

Малюмон сдвинулся с места – в тишине скрипнула подошва на кафеле, послышалось тихое шипение, едва различимое для травмированных выстрелами барабанных перепонок Лудивины, и когда она поняла, что случилось, было поздно – она полной грудью вдохнула дьявольскую смесь. Попятилась, споткнулась о ноги Брюссена и упала, ударившись о дальнюю стену.

Комната исчезла в одно мгновение, стены подернулись рябью, оплыли чернильным водопадом, сердцебиение катастрофически ускорилось. Задыхаясь, она впилась ногтями в стену и выронила фонарик – тот скатился между ног.

Заскрежетали засовы, и дверь открылась, явив силуэт, черный на черном, сотканный из теней и страданий.

В слабом свете Лудивина разглядела две глубокие вертикальные морщины на щеках Бенуа Малюмона. На его лице не было и намека на торжествующую улыбку, глаза не сияли от радости.

Он разинул рот – и открылись клыки, длинные, как кинжалы, а в глубине глотки вдруг вспыхнуло адское пламя, и в тот же миг хором заорали все жертвы.

60