Я зашла на страницу Артема в Фейсбуке, пролистала последние записи, посмотрела фотографии с женой, дочкой и собакой. Смешной, остроносый, вечно растрепанный мальчишка, который близоруко щурился, потому что стеснялся носить очки, за двадцать лет превратился в очень интересного мужчину. Теперь у него были черты лица, которые называют породистыми, приятная улыбка, да и очки в тонкой оправе ему очень шли. А бонусом — своя строительная фирма и дом в Подмосковье. Трудно сказать, могло ли у нас с ним что-то получиться, но… я была его первой любовью, а он вполне мог стать моей. Такой, о которой потом не стыдно было бы вспоминать. Наверно, так и было бы — если бы не Котик.
…После дискотеки мы с Наташкой курили за школой, пили из горлышка дешевое кислое вино и разговаривали о нем. О Котике. Почти как подружки. Мне хватило выпить несколько глотков и пару раз затянуться, чтобы впасть в полуобморочное одурение. Пошатываясь, я пришла домой, закрылась в ванной, пустила воду погромче и нарыдалась всласть. А в новогоднюю ночь просила то ли деда Мороза, то ли Дорогое Мироздание избавить меня от унизительной «дружбы» с Женькой. Дать мне шанс на что-то новое. И, как ни странно, эта моя просьба была услышана.
У нашей школы были шефы, крупное производственное объединение, которое каждый год выделяло на зимние каникулы путевки в ведомственный лагерь. Не бесплатно, разумеется, но довольно дешево. Находился лагерь в красивом месте на Карельском перешейке, и мне там очень нравилось. Когда-то он был пионерским, а стал просто лагерем отдыха. Обычно мы ездили с Маринкой, но в тот год она заболела и осталась дома. Из нашего класса поехало всего четверо, в том числе и Артем.
Он пришел к нам в седьмом и сразу стал оказывать мне знаки внимания — в лучших традициях начальной школы: дернуть за косу, толкнуть в дверях, наступить на ногу или спрятать сумку. Я злилась, потому что такие вещи мне ни капельки не льстили. К девятому классу Артем немножко повзрослел и перестал меня донимать. И только иногда я ловила его взгляд — грустный, как у собаки, которую не взяли на прогулку.
Всю неделю в лагере он постоянно оказывался рядом — как будто случайно. На прогулках, в кино, на дежурстве в столовой. А я словно вырвалась из-под власти злых чар Котика. И ненавязчивое внимание Артема мне было приятно. Не нужно было следить за каждым своим словом, исчезло ощущение, что иду по минному полю и не знаю, чем обернется следующий шаг.
В последний вечер на дискотеке мы с Артемом танцевали все медленные танцы, а во время быстрых сидели в уголке и болтали. А потом оделись и через дырку в заборе удрали за территорию лагеря. И гуляли по берегу речки, пока не замерзли. Шел снег — огромные пушистые хлопья падали мягко и тихо. Горели фонари, вокруг не было ни души. Мы шли по дорожке, и Артем подавал мне руку, помогая перебраться через сугробы. Я давно забыла, о чем мы тогда разговаривали, но было именно легко и весело — то, чего мне так не хватало с Женькой. Да и вообще было в этой прогулке что-то нереально сказочное, волшебное. Если подумать, она осталась самым теплым и нежным воспоминанием всех моих школьных лет.
На следующий день мы вернулись в город, и мне тут же позвонил Котик. Ну как же — ему ведь нужно было рассказать, как весело они провели каникулы с Наташкой. Куда ходили, что делали, о чем разговаривали. Кто как не лучший друг Лера должен был от всей души за него порадоваться. Но Лера радоваться что-то не торопилась, рассеянно угукала в ответ, словно и не слушала. Потому что действительно не слушала. Не хотелось мне слушать о его свиданиях с Наташкой и тем более не хотелось за них радоваться.
«Ну а что лагерь?» — обиженно поинтересовался Женька.
«Отлично, — сказала я. И дернуло же меня за язык прибавить: — Кажется, у нас что-то наметилось с Артемом».
«Федоров?! — Котик явно растерялся. — Серьезно? Да он же кретин! Хотя…»
«Хотя… для тебя сойдет» — вот что это значило. Я послала его к черту и повесила трубку.
Этот разговор испортил мне настроение, но не очень сильно. На следующий день начиналась новая четверть, и я здорово волновалась: как мы встретимся с Артемом — уже не в лагере, а в школе. Полночи не спала, утром нагладила юбку и блузку, накрутила челку щипцами и даже немного накрасила ресницы маминой тушью.
Артем кивнул издали и даже не подошел. И на следующий день. И через день. Мы здоровались, иногда разговаривали о чем-то учебном, но не более того. Как будто и не было той недели в Лосево.
Котик не отходил от меня ни на шаг — якобы морально поддерживал. «Я же говорил, что он кретин. Он тебя не стоит», — вспомнила я его слова из Тетради. Тогда, кажется, он даже про Наташку перестал упоминать через каждое слово.
Я была слишком самолюбива и слишком не уверена в себе, чтобы спросить Артема, в чем дело. И только через семнадцать лет, когда он нашел меня в Фейсбуке, решилась задать этот вопрос.
«Все знали, что ты с Котовым», — уклончиво ответил он.