Terra Mirus. Тебе не кажется

Как и говорила валькирия, молодые соколы в момент настоящей опасности действительно повели себя, как настоящие союзники и герои. Рыжий и вовсе возился с раненой феей половину вечера, словно курица-наседка, разве что не квохтал беспокойно над ухом. И ни слова обидного или пошлого не сказал, понимая — не время и не место для подобных шуток. Но Июлии все равно было мучительно стыдно вспоминать о произошедшем.

Нет, Гелиос, скорее всего, даже не понял, что произошло, когда опустошенная болью девчонка уронила голову ему на грудь. Он врачевал опасную рану, не обращая внимание на происходящее вокруг.

А Июлия в тот момент почувствовала голод, безумный и древний, как сама жизнь на Земле. Кровь фейри, бегущая по венам, запела, почуяв рядом полного силы мужчину. Перед прикрытыми веками мерцало пламя, показывая истинную натуру рыжего.

Он и вправду был мощнее всех, живущих в бункере, кипучая огненная кровь бурлила внутри, словно полноводная река.

Тот самый жизнеогонь, о котором говорил Индра.

Июлия сама не помнила, как впервые начала различать соколов по одному их присутствию рядом, даже с закрытыми глазами. У принца тот самый таинственный жизнеогонь был юрким, подвижным и совсем небольшим. Придет время, и он разгорится пожаром, как и подобает птице его статуса и происхождения. У Рагнара наоборот, пламя было ровным, что бы ни произошло, и практически неподвижным, строго контролируемым: не тратить лишнего, не притушать без нужды.

У зеленоглазых братьев он плясал в груди полупрозрачным призраком, внешне слабеньким, но дунет ветер — и разгорится пламя выше неба, и полетят искры во все стороны, ведомые волей урагана.

А Гелиос весь был жизнеогнем, горел яростно и мощно, готовый в любую минуту не только больно обжечь, но и согреть тех, кто рядом. Как это свойство могло уживаться с его дурным характером, девушка не понимала. Но факт оставался фактом — рыжий не гасил внутреннее пламя даже в те моменты, когда выбирался в город. Слиться с людской массой и стать незаметным, ха! Выкраси он волосы в темный и нарядись хоть в мешок, красавца-сокола все равно было бы видно за версту. Взгляд невольно останавливался на нем, выделяя из любой толпы

Июлию раздражала эта его особенность, фея немела в присутствии острого на язык шутника, но предполагала, что из-за пошлых и обидных фразочек. Пока старый дворф не раскрыл ей глаза на пристрастия Волшебного народца, от которого она произошла. И все встало на свои места.

Гелиос был единственным, кто не закрывался в ее присутствии. Остальные соколы, интуитивно чувствуя угрозу от потомка фейри, не подпускали ее близко к себе. Дружба дружбой, а инстинкт самосохранения работал у профессиональных солдат, как часы. И получалось, что настоящими ее товарищами были только люди, да Витт с Кирой. И девушка не могла никого за это осуждать. Если уж она своим немногочисленным мужчинам умудрялась за пару месяцев отношений подпортить и характер, и здоровье, на кого ей сердиться?

А рыжий наоборот, словно провоцировал ее — протяни руку, возьми, моей силы хватит на десятерых. Звал к себе, как едва вставший на ноги олененок манит находящегося за километр лесного хищника.

И дозвался в итоге, сначала неумными шуточками с ящерицей и купаниями в голом виде, а потом неожиданным спасением и помощью. В момент, когда сокол сосредоточенно дул фее на раненое плечо, она не выдержала. Закрыла глаза, позволяя сдерживаемому до этой минуты инстинкту зверя увлечь себя, и жадно вдохнула чужое пламя, жаркое, как солнце и тягуче-сладкое, как карамель. Сначала оно опалило ей горло, а затем заструилось по жилам, вливаясь свежей энергией в кровь.

Гелиос даже не пошевелился, хотя Июлия за несколько минут оттянула столько, что задвоилось в глазах. Заметил ли он потерю части жизнеогня? Если и да, то виду не показал. А затем прибежали Даррен и Витт, спасать ее из лап паскудника, а она не знала, куда себя деть от стыда.

Знали бы парни, кого на самом деле здесь нужно было спасать.

Чужой жизнеогонь гулял по венам, освежая разум, обостряя ощущения, заставляя отступить боль. Помог бы кристалл снять ее без дополнительной помощи? Осознал ли Гелиос что стал невольной добычей нежной девушки, которой от души хотел помочь? Столько вопросов и ни одного ответа! Июлия нервно щелкнула затекшими пальцами и хотела уже взять чашку в руки, пока отвар не остыл, как на коленях зашевелилась Бестия. Широко распахнув начавшие зеленеть глазенки, маленькая кошечка смотрела в пространство над столом.

Возле свисающей с потолка кухонной лампы кружился целый рой синих бабочек-хвостоносцев. Но ведь они чрезвычайно редки, этот вид даже до прихода белобрысых был занесен в региональную «Красную книгу»! Так откуда их столько в каменной столовой в глухом лесу?

— Иллюзия, — раздался сзади шепот Витта. Дворф стоял в дверях между кухней и столовой, темные глаза его восхищенно блестели. — И какая достоверная! Июлия, ты снова прыгнула вверх по шкале силы. Может, хоть это обрадует тебя в сегодняшнем тяжелом дне?

Чашка с недопитым отваром рухнула на стол из ослабевших пальцев, чудом не разбившись.