Читаем Terra Nipponica: Среда обитания и среда воображения полностью

Что же видели дзэнские монахи в саду камней? Они по-прежнему видели там горы (большие камни) и потоки (обозначались галькой). Таким образом, и в сухом саду преемственность по отношению к китайской традиции все равно сохранялась. Однако теперь от зрителя требовалось еще больше воображения, чем раньше. Для последователей дзэна развитие воображения является ключевой практикой. Их стихи на китайском языке воспевают китайские горные пейзажи, которых они никогда, как правило, не видели. То же касается и монохромной дзэнской пейзажной живописи, в которой невозможно найти отображение реальной японской природы. Все действия дзэнского монаха расцениваются как практика, которая должна привести к индивидуальному просветлению. Эти действия (включая бытовое поведение – вкушение пищи, отправление естественных надобностей и т. д.) строго регламентируются. Лицезрение сада является одной из разновидностей такой практики. При этом элементы сада могут обладать двойными смыслами, которые не противоречили друг другу. Так, вертикальный камень прочитывался и как водопад, и как гора Сумеру.

Анализируя сад камней, следует помнить, что для своего времени он был лишь одной из возможных моделей природы, такие сады не были распространены широко, а свою роль представителя «японского сада» сад камней приобрел лишь в XX в. в связи с попытками «назначить» дзэн-буддизм кладезем премудрости японского народа. Кроме того, важно отметить следующее обстоятельство. Сады камней не существуют сами по себе. В самых известных ныне сухих садах (Рёандзи, Дайсэньин) помимо садов камней имеются и «нормальные» сады, с настоящими деревьями, прудом, водными потоками.

Тем не менее сад камней можно действительно считать вполне репрезентативным явлением для японской культуры. Идея каменной неизменности доведена в нем до предела. Такой сад хорошо демонстрирует тенденцию к свертыванию пространства, его сжатию, отсечению всего того, что можно отрезать. За счет этого происходит предельная концентрация культурных символов на ограниченной территории.

<p>Глава 3</p><p>Солнечная страна-крепость, окруженная рвом с морской водой</p><p>Добродетельная власть и замиренная природа</p>

В течение длительного времени территория Японии воспринималась ее обитателями как крошечная и удаленная от культурных центров – Индии и Китая. Ситуация с «размером» страны и ее восприятием решительно меняется в период Токугава (1603–1867), когда после эпохи кровавых усобиц устанавливается режим сёгунов из дома Токугава и в стране наступает прочный и долгожданный мир. Правление Токугава характеризуется отсутствием сколько-то крупных внутренних конфликтов и мятежей, повышением благосостояния, производительности труда, ростом населения и городов, развитием торговых отношений, широким распространением грамотности. В связи с этим резко возрастает количество интеллектуального продукта, произведенного в эту эпоху.

Еще одной отличительной особенностью этого времени является почти полное закрытие страны. Умами овладевает сознание того, что от внешнего мира следует ждать только неприятностей. Сёгунат проводит политику жесткого изоляционизма, христианских проповедников изгоняют из страны, отношения с зарубежьем почти прекращаются. Въезд в страну разрешался крайне ограниченному числу иностранцев (голландцы, китайцы, корейцы), выезд был и вовсе запрещен. Точно так же как и строительство крупных кораблей. Это не означало, однако, что мыслители периода Токугава «забыли» про существование заграницы. Однако теперь она служит примером «неправильного» устройства жизни. Христианство выступает в качестве учения, подрывающего основы государства (поскольку лояльность Богу важнее, чем лояльность сюзерену). В Японии во множестве сочиняют антихристианские трактаты, редкий мыслитель упускал возможность, чтобы не отозваться о христианстве и Западе самым уничижительным образом. Китай, где к власти тогда пришла «дикая» кочевническая маньчжурская династия Цин, тоже оценивали отрицательно. Что до Индии, то она практически исчезает как объект для размышлений.

В период Токугава буддизм перестает быть основным средством осмысления мира. Буддийских монахов начинают упрекать в низкопоклонстве перед иноземными обыкновениями, в распущенности нравов, неуважении к семейным и государственным ценностям. Монашеский обет безбрачия воспринимается как помеха в умножении людского ресурса страны, а озабоченность адептов буддизма личным спасением ведет к обвинениям в эгоизме и сыновней непочтительности. Широко распространенная раньше идея, что для личного обретения рая достаточно неустанного повторения сакральных формул («Славься, будда Амида!»), трактуется как оправдание эгоистического и асоциального поведения. Эти обвинения во многом повторяли традиционные инвективы китайских конфуцианцев по отношению к буддийским монахам, которые не выполняют основные обязанности человека – заботиться о родителях и продолжать свой род.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Время, вперед!
Время, вперед!

Слова Маяковского «Время, вперед!» лучше любых политических лозунгов характеризуют атмосферу, в которой возникала советская культурная политика. Настоящее издание стремится заявить особую предметную и методологическую перспективу изучения советской культурной истории. Советское общество рассматривается как пространство радикального проектирования и экспериментирования в области культурной политики, которая была отнюдь не однородна, часто разнонаправленна, а иногда – хаотична и противоречива. Это уникальный исторический пример государственной управленческой интервенции в область культуры.Авторы попытались оценить социальную жизнеспособность институтов, сформировавшихся в нашем обществе как благодаря, так и вопреки советской культурной политике, равно как и последствия слома и упадка некоторых из них.Книга адресована широкому кругу читателей – культурологам, социологам, политологам, историкам и всем интересующимся советской историей и советской культурой.

Валентин Петрович Катаев , Коллектив авторов

Культурология / Советская классическая проза
Алхимия
Алхимия

Основой настоящего издания является переработанное воспроизведение книги Вадима Рабиновича «Алхимия как феномен средневековой культуры», вышедшей в издательстве «Наука» в 1979 году. Ее замысел — реконструировать образ средневековой алхимии в ее еретическом, взрывном противостоянии каноническому средневековью. Разнородный характер этого удивительного явления обязывает исследовать его во всех связях с иными сферами интеллектуальной жизни эпохи. При этом неизбежно проступают черты радикальных исторических преобразований средневековой культуры в ее алхимическом фокусе на пути к культуре Нового времени — науке, искусству, литературе. Книга не устарела и по сей день. В данном издании она существенно обновлена и заново проиллюстрирована. В ней появились новые разделы: «Сыны доктрины» — продолжение алхимических штудий автора и «Под знаком Уробороса» — цензурная история первого издания.Предназначается всем, кого интересует история гуманитарной мысли.

Вадим Львович Рабинович

Культурология / История / Химия / Образование и наука
Взаимопомощь как фактор эволюции
Взаимопомощь как фактор эволюции

Труд известного теоретика и организатора анархизма Петра Алексеевича Кропоткина. После 1917 года печатался лишь фрагментарно в нескольких сборниках, в частности, в книге "Анархия".В области биологии идеи Кропоткина о взаимопомощи как факторе эволюции, об отсутствии внутривидовой борьбы представляли собой развитие одного из важных направлений дарвинизма. Свое учение о взаимной помощи и поддержке, об отсутствии внутривидовой борьбы Кропоткин перенес и на общественную жизнь. Наряду с этим он признавал, что как биологическая, так и социальная жизнь проникнута началом борьбы. Но социальная борьба плодотворна и прогрессивна только тогда, когда она помогает возникновению новых форм, основанных на принципах справедливости и солидарности. Сформулированный ученым закон взаимной помощи лег в основу его этического учения, которое он развил в своем незавершенном труде "Этика".

Петр Алексеевич Кропоткин

Культурология / Биология, биофизика, биохимия / Политика / Биология / Образование и наука