Пока Настя и Байкер изумлённо глазели на хлопочущих зомби, сборщики клюквы организованной толпой скрылись в сарае. Вскоре оттуда вышел Мугабе. Слегка приволакивая правую ногу, он пересёк двор и исчез в доме.
Спустя минуту снова скрипнула дверь. На крыльце появился отец в старых домотканых брюках, коричневых тапочках на босу ногу и в синей олимпийке с отложным воротничком и двумя белыми полосками на рукавах. Клеёнчатый фартук был испачкан кровью, как и натянутые на руки хирургические перчатки. В аккуратной бородке клинышком и в зачёсанных назад волосах прибавилось седины. И без того узкое, худое лицо ещё больше осунулось. На широком лбу и впалых щеках сильнее проступили морщины. За то время, что я не видел его, он, казалось, постарел на десять лет.
Отец радостно улыбнулся. За круглыми стёклами очков в карих с жёлтыми крапинками глазах сверкнули искорки счастья.
– Здравствуй, сын, давно не виделись! Я бы обнял тебя, но сам видишь, – он развёл руки в стороны, словно извиняясь, и вдруг как-то по-стариковски засуетился: – Что ж я вас на пороге-то держу? Устали, наверное, с дороги. Ничего, сейчас отдохнёте, перекусите. В баньке попаритесь. Сразу как новые станете. Вы уж извините, что я в таком виде к вам вышел. Мутохряк раненый забрёл, оперирую вот, уже немного осталось. Вы пока заходите в дом, не стесняйтесь, а я через полчасика закончу и присоединюсь к вам. Давай, Купрум, проводи дорогих гостей в столовую, чай, не в чужой дом пришёл, сам знаешь, где что находится.
Отец призывно помахал нам рукой, кивнул и скрылся в сенях, откуда вскоре донёсся скрип деревянной лестницы и его зычный голос:
– Арина, скорее накрывай на стол, да не скупись: праздник у нас сегодня – сын вернулся!
– Слышь, а кто такая эта Арина? – спросил Байкер, переминаясь с ноги на ногу возле крыльца. (Судя по взгляду Насти, её тоже мучил этот вопрос.) – Если зомби, сразу предупреждаю: я ничего есть не буду. Без обид, но меня тошнит даже от одной мысли, что к еде притрагивался мертвяк.
– Сам бы хотел знать, кто она такая, – хмуро буркнул я. Новость о том, что у отца в доме поселилась какая-то мадам, неприятно кольнула сердце. Я вдруг почувствовал себя ненужным. Все те годы, пока я жил здесь, кроме друзей-зомбяков и меня, у отца никого не было. Стоило только улететь из родного гнезда, как он приютил тут некую Арину.
«Решил на старости лет жениться, что ли?» – подумал я и вдруг поймал себя на мысли, что ревную отца к этой женщине. Со смешанным чувством стыда и любопытства (интересно же, кто завладел его вниманием) я положил руку на деревянные перила и поставил ногу на скрипучую ступеньку:
– Ну, долго тут топтаться будем? Пошли в дом, что ли. Не знаю, как вы, а я устал и есть хочу.
Настя громко, с надрывом, закашляла. Похоже, ночёвка на холодном бетонном полу и последующее блуждание в тумане с промокшими насквозь ногами дали о себе знать. У меня в горле тоже першило. Хорошо хоть успели до отцовского дома добраться, прежде чем простуда одолела. Без лекарств – так недолго и воспаление лёгких заработать, а в Зоне это, как, впрочем, и любая другая болезнь, – верный приговор.
– С тобой всё в порядке? – спросил Байкер с трогательной заботой в голосе, заглянув в глаза Насте.
Та кивнула и снова закашлялась, прикрывая губы ладошкой.
– Всё нормально, не переживай.
– Если что, отец поможет. Лекарь он или как? – сказал я, первым вошёл в двери и оказался в пахнущем сухими травами прохладном сумраке сеней.
Байкер и Настя проследовали за мной. Подошвы наших ботинок застучали по брошенным на землю доскам настила. В стороне слева виднелась низкая дощатая дверь – выход к расположенному на улице душу и прочим удобствам. Прямо перед нами высилась широкая деревянная лестница. Мы поднялись по ней и оказались в полутёмном коридоре (свет проникал сюда сквозь узкое оконце под низким потолком), из которого вели две расположенные напротив двери: одна в приспособленную под нужды отца половину, другая в просторное, светлое и сухое жилище.
Дом встретил знакомыми с детства запахами тепла, уюта и домашней пищи. В невидимой отсюда столовой хозяйничала Арина: гремела расставляемой по столу посудой, звенела вилками и ложками. Рот сразу наполнился слюной, в животе громко заурчало, причём не только у меня одного.
Стоя на половике, мы быстро расшнуровали ботинки, стянули их, опираясь спинами о бревенчатую стену. Сбоку от дверного косяка притулилась двухуровневая подставка под обувь. Фигурно вырезанная из дерева и покрытая лаком, она выглядела как настоящее произведение искусства. Ставить на неё изгвазданные болотной грязью берцы было бы настоящим кощунством. Я вытащил с нижней полки три пары вдетых друг в друга домашних тапочек (их там осталось ещё с полдюжины), бросил один комплект себе под ноги, два других отдал напарникам, а грязные донельзя башмаки убрал за дверь.
– Хай, гайс! Хелло, гёл! Меня звать Арина. А вы есть кто? – неожиданно прозвучал звонкий девичий голос.
Я обернулся, краем глаза увидев, что Байкер и Настя сделали то же самое.