В англо-немецкой транскрипции это название было где-то неприличным: FC Fuckel.
Возникли непредвиденные проблемы: у всех немецких солдат была одинаковая спортивная форма, входившая в комплект военной униформы: черные шорты, белая спортивная майка без воротника и рукавов. Даже коричневые ботинки на шнуровке были у всех одинаковы. Отличались они лишь небольшой эмблемой рода войск, которую невозможно было рассмотреть с трибун.
Но сначала танкисты где-то нашли черные футболки, оказавшись полностью в траурном, но традиционном для себя цвете. Затем возможность перекрасить форму нашли и остальные команды, кроме, разумеется, местной. Одеты они были как попало, что, в общем, их и отличало[18]
…Начались собственно игры.
Играли круговой турнир: каждый играет с каждым один раз.
Цвет нации оказался несыгранным — им удалось забить лишь один гол. Но сборная люфтваффе, считала именно себя элитой, была на высоте и вкатила в ответ четыре. Часом позже, с минимальным счетом, танкисты выиграли у команды вермахта. Румыны всухую пролетели команде оккупированной территории: 6–0.
— Ну что вы хотите от румын, — прокомментировал этот результат Ланге, — ни в чем на них нельзя положиться! Даже в футболе.
Свое поражение он не стал комментировать никак.
На матч «Факела» и румынской команды собрался почти весь город. Стали даже опасаться эксцесса, и тихонько вооружили полицию. Но все обошлось спокойно, люди расходились по домам веселые и довольные.
На следующий день перед центральным входом на стадион появился большой деревянный щит, на котором значилась таблица с названиями команд, набранными очками и результатами игр.
Довольно часто люди, проходящие мимо, останавливались. Задерживались долго — гораздо дольше, чем у щитов с агитацией или с тщательно просеянными новостями. Люди смотрели на таблицу, что-то шептали, проговаривали ряды цифр, будто это была какая шифровка.
Во втором туре даже на матчах немцев было довольно много зрителей. Может, не полный стадион, но шумели изрядно, радовались каждому голу, в чьи бы ворота он не был забит.
— А вам не кажется оскорбительным, — заметил Бойко, — что вы своей беготней на поле развлекаете унтерменшей?..
— Пошел к черту! — был категоричен Ланге.
Второго поражения команда СС позволить не могла. И, действительно, выиграла у румын. Ланге забил один гол, чему был несказанно рад.
Популярность футбола и футболистов вообще росла. С немецкими форвардами совершенно незнакомые люди здоровались на улицах, что немцам чрезвычайно льстило.
Но больше всего, конечно же, любили своих.
Даже после работы к некоторым приходили вовсе незнакомые люди, приводили своих детей. Не просили, не говорили ничего — они просто хотели посмотреть на своих героев вблизи.
На работах, где были задействованы футболисты, товарищи старались освободить их от наиболее тяжелого труда, отдавали лучшие куски. Взамен просили лишь одного — хорошей игры.
Война и голуби
Почему-то воры любят голубей.
Не только воры и не только голубей, но факт остается фактом. И иной вор говорит: вот уйду я на покой, куплю домик, заведу голубей, построю голубятню, чтоб, значит, с насестом, чтоб шпанцири были, монахи, сороки, тучерезы…
Но жизнь воровская — взбалмошная, непоседливая. Ни тебе пенсии по выслуге лет, ни оздоровления по путевке профсоюза. Мотает как щепку в проруби: города, вокзалы… Бывает только запрут в места отдаленные, в профилакторий со строгим режимом…
На базаре, за трамвайной линией собирались голубятники — приносили лукошки со своими питомцами, стояли часами, обсуждали что-то. Иногда мальчишки покупали у них голубков, но часто старые голубятники уходили с базара, лишь обменяв своих голубей на других, довольно похожих. Зачем? Отчего? Где логика-то?
И вроде бы птица обыкновенная — не самая красивая, не самая сильная, не мясная почти, яйценоскость тоже так себе.
Но любят их. То ли за нрав спокойный, за их курлыканье — очень, знаете ли, нервы успокаивает. А, может, все дело в том, что голуби домой завсегда возвращаются.
Немцы голубей невзлюбили по той же причине — всегда они летят домой. Только вот кто знает, где их дом?..
Поэтому, по пролетающим голубям стреляли, затем проверяли — ничего ли не примотано к лапкам. Да что там голуби — даже простые пчелы довольно долго были под подозрением.
И голубятни уходили в подполье: клетки с голубями прятали в курятники, рубили высокие мачты с насестами.
И дело даже не в немцах.
Голубь — птица неповоротливая, доверчивая. Можно было бить ее из рогатки. Или даже, поманить ее «Гули-гули», а потом угостить ее куском кирпича. А что? За месяцы войны народ изголодался: голубь сойдет для бульона.
Потому Серега дом голубятника искал долго. Эту часть города он знал неважно и ориентировался по этажерке антенн какого-то радиолюбителя и по высокому насесту голубятни. Теперь их не было.
А все же стоило бы найти эту улицу, этот дом. Еще бы неплохо, чтоб хозяин был жив-здоров, и, что немаловажно, — в хорошем настроении.