Колесник вышел по ней в сумерках, планируя к темноте быть в Феодосии. Шел, перекинув через плечо пиджак и надвинув кепку на затылок, — будто рабочий возвращался домой, пройдя ту заводскую проходную.
Но, дойдя до Феодосии, в поселок входить не стал, а, пройдя мост, тут же свернул на Набережную.
Впрочем, только того и названия, что улица называлась Набережной. А так — дорога, местами совмещенная с пляжем, дома только с четной нумерацией.
А еще речка степная, медлительная, и берега, изрядно поросшие камышом. Лягушки да гуси.
Влюбленные здесь, правда, тоже ходили — но и любовь в подобных местах совершенно иная, нежели в городах с реками, берега которых забраны в каменную броню.
Здесь, если девушку пропускали вперед, то только для того, чтоб осмотреть ее со спины. И ниже спины.
Никого не встретив, Колесник прошел вдоль берега и, перепрыгнув канаву, подошел к нужному двору.
Закрывшись за ним, скрипнула калитка. Колесник на четверть минуты остановился — петли на калитке, вероятно, не смазывали специально, чтобы хозяин смог услышать о появлении гостя.
Колесник знал, что чуть дальше, в бузине, был перелаз через забор, но, вполне возможно, что хозяин там поставил противопехотную мину.
Что поделать — волчьи времена. Дружба дружбой, а табачок лучше перепрятать.
Хозяин на скрип не вышел. Колесник подошел к двери дома.
Уже занес руку, чтоб стучать, но задумался, наконец, размял пальцы, сплюнул и отбил начало "Риориты". Пароль наверняка был другой, но уточнить его Колесник забыл. Не возвращаться же из-за такого пустяка в город.
— Кто?.. — спросили из-за двери.
— Конь в пальто! — отчего-то обиделся Серега. — Угро с обыском!
За дверью притихли, очевидно, крепко задумавшись. Какое Угро — немцы ведь в городе?..
— Козя, открывай, долго мне тут комаров кормить?! Это Серега, Колесник.
Тихо скользнули засовы в своих пазах, дверь открылась без скрипа:
— Проходи.
За порогом поздоровались — Колесник пожал протянутую культю:
— Козя, ты чего комаров своих не кормишь? Пока шел — отъели руки по плечи.
— Тебя жду — может, ты покормишь…
— Ну вот еще. У меня свои голодные, в Миронове…
Прошли в комнаты. Костя выглядел настороженным. Колесник на это внимания почти не обратил: Козя всегда был таким. Работа такая.
— Говорят, у тебя день рождения был, — продолжил он, — прости, что опоздал, но я не с пустыми руками.
Когда у Кости был день рождения, Колесник не знал. Рассуждал так: виделись последний раз давно, уж не меньше, чем полтора года назад. В любом случае какой-то когда-то он пропустил. Но Колесник не угадал, и Костя насторожился пуще прежнего:
— У меня день рождения через два месяца.
— Ну, с будущим не поздравляю — вдруг не доживешь… А вот на прошлом я…
Он задумался, припоминая, где был десять месяцев назад… Ленинград? Иркутск? Саратов?.. Да не важно.
— Короче, далеко я был. С меня должок.
Развернув пиджак, он достал бутылку шнапса и аккумулятор, снятый с мотоцикла. Поставил его чуть в сторону:
— Это для твоей тарантайки. Не собрал еще?..
— Надо же, не забыл, — пробормотал Костя, вращая в руках аккумулятор.
Козя, иначе Константин, с детства мечтал о мотоцикле. Купить его он мог не раз, но отчего-то предпочел собирать его собственными руками. Занятие было прекрасно в своей тщете — вряд ли он смог бы управлять им одной рукой.
Колесник сбросил пиджак, повесил его на стул, осмотрелся, подошел к комоду, всмотрелся в фотографии.
На одной был изображен мальчишка, облокотившийся на мелкую деревянную решетку.
— Ты?..
— Ну да. Лет двадцать назад.
— Мне кажется или ты сидишь на колыбели?
— Ну да… А как ты догадался? У тебя была такая же?
— Нет. Колыбель у меня была металлическая.
— Надо же — помнишь.
— Ну а как ее забудешь, если я до десяти лет в ней спал…
— А ты чем в детстве занимался? Что собирал?
— Я? Монеты…
— Нумизмат значит. А что за монеты?..
— Да все подряд… Бывает, остановишь кого в переулке, говоришь, мол, гони монету…
Костя улыбнулся краем губ.
— А ты чем занимался? — спросил Серега.
— Да ты же меня знаешь… Я ведь с детства оружие собираю… И разбираю.
Колесник кивнул — это было действительно так. Еще в пятом классе Костик вытапливал тротил из найденного снаряда. Что-то вытопить удалось, зато остаток рванул, и осколком ему отсекло кисть на правой руке. Обожгло лицо, волосы вновь выросли, но пепел въелся в кожу, оставив татуировку. С тех пор у него лицо стало будто в веснушках, только цвет у этих веснушек был синим…
С тех пор Костя стал непризывным, на военные сборы не вызывался, не привлекался даже к общественным работам. Но друзья знали хорошо — этот человек, действительно, может разобрать любое оружие одной левой.
— Зачем пришел, Серега?..
— Ну а зачем к тебе люди обычно ходят. По делу…
Костя улыбнулся — дела он любил.
— Подберем тебе чего-то… А как же! Скажем, как тебе такой.
На мгновение оружейник вытащил из-под жилетки револьвер, крутанул на пальце и тут же убрал обратно.
— Веблей… — определил Колесник. — С переломной рамкой. Не люблю револьверы вообще, тем более такие — крепление рано или поздно разбалтывается…