Территория бреда

«Вот именно! – оживился Миха. – Они синонимы. Но! Меня смущает несколько моментов. Во-первых, почему в первом слове между буквами “с” и “н” есть буква “т”, а во втором – нет. Во-вторых, эти слова мне совершенно не кажутся одинаковыми. Ровесник – это что-то про одинаковость. Это вот если ты с кем-то одного возраста, роста и чуть ли не одной жизненной философии. А сверстник – это просто некая личность, с которой вы родились в один период, учитесь, возможно, вместе, может, растете в одном дворе, но не обязательно должны быть одногодками. Это сложно объяснить, но есть между ними какое-то различие».

«Это просто синонимы», – повторил я раздраженно.

Кичкурнеп ничего не смог ответить, а лишь скорее начал заталкивать в себя раскаленное пюре, обжигаясь и давясь. Больше он Миху ни о чем не спрашивал.

Однажды Миха оторвал кусок картона от коробки из-под диска и написал на нем текст японской песни латинскими буквами, а потом громко распевал на весь бокс, сидя на стопке колес. Судя по интонации и выражению лица Михи, этой песней он слал весь мир и его обитателей куда-то далеко и надолго. Когда я спросил, что именно он делает, Миха пояснил: «Учу всякое новое и необычное, чтобы сформировать свежие нейроны в головном мозге и отодвинуть приближение возможной болезни Альцгеймера на некоторый срок». Самое интересное, что у него хватает своих стихов, которые он никак запомнить не может, чтобы на корпоративах декларировать, а всякие японские учит. Да-да, вы не ослышались, Миха еще и стихи пишет.

В темные упаднические дни у него получалось что-то такое:

Мрак вокруг меня сгущался:

Экзистенциальный бред.

Я как мог сопротивлялся.

Нет, на самом деле – нет.

Мир вокруг – клыки и глотка –

Проглотить меня спешит.

Демиург на сковородке

Пляшет, рожу воротит.

Ноги в землю впились корнем,

Душу змей забрал себе.

Вот бы ящик попросторней…

Эй, проснись! Ты не в себе!

В светлые дни:

В душе, как прежде, двадцать пять!

Дружище, продолжай мечтать,

Орать, бежать, огромный синий шар толкать!

Ты будешь, как тогда пылать, сгорать,

Как феникс яркий восставать!

В душе – дракон, в глазах – пример,

Как точит уголь Кальцифер.

Твори без скользких полумер.

Стирай границы, рушь предел,

Зажги искусства беспредел.

И будет всё, как ты хотел!

В дни смешанные он писал частенько что-нибудь сложное, заумное и психологическое. А однажды он даже посвятил стихотворение Бронзо:

У меня есть приятель: Бронзо,

Он словно памятник из бронзы,

Людей он валит будто Бронсон,

Он дикий как последний «гонзо».

В лицо властям всегда смеется борзо,

Повсюду ходит с голым торсом.

Он, как бульдог и волк, врагов терзает просто,

Хоть метр в ширину, хоть под два метра ростом.

Ты даже не поймешь, как твои кости

Хрустеть начнут от его первобытной злости,

Как из-под ног поедет плоскость.

Помнет тебя, будто бы ты из воска.

Он на обед ест кашу с «солью»,

А ужин запивает болью.

Он уже сотню лет плюется кровью,

А зубы чистит чистой смолью.

Что интересно, его любят дамы.

И что ни день вокруг него сплошные драмы.

Бандиты, пьяницы и наркоманы –

Все из его родного стана.

Когда я с ним, мне не нужна охрана.

Его я, кстати, не боюсь ни грамма.

Но чтобы не лишиться жизни плана,

Я Бронзо сообщаю прямо, что мне присутствие его, увы, не по карману.

Что где-то в глубине души я рад его забавам,

Но у меня свой млечный путь без бойни и дурмана.

А ты останься в книгах друг Титанов,

В нирвану погрузись дитя Левиафана.