Территория бреда

Лето только закончилось, а ночи уже холодные. Выбираться из постели особенно неуютно. Закутавшись в халат, бегу на кухню. Достаю кефир из холодильника и наливаю в стакан, чтобы хоть немного согрелся. Мама всегда говорила, что нельзя пить холодный кефир, иначе можно повредить связки и остаться без голоса. Мама играла на пианино и пела. Мама знала, о чем говорила.

Дышу на ладошку и нюхаю. Пахнет ужасно.

Быстро забегаю в ванную, совмещенную с туалетом, и сажусь на холодный унитаз. Жду, пока выйдет все грязное и нежелательное.

– Вриколакосово отродье! – выходит из меня грязная и нежелательная брань.

Забираюсь под душ. Делаю воду погорячее и несколько минут просто греюсь. Мою уши, затем промежность, потом ноги. Следом хорошенько намыливаю шампунем волосы, что уже касаются плеч, и тщательно смываю. Потом – лицо и все остальное тело сверху вниз.

Выхожу из душа и дышу на ладошку. Морщусь.

Чищу зубы электрической щеткой ровно полторы минуты – она сама отмеряет время. Дышу на ладошку – все еще неприятно. Чищу еще раз. Дышу на ладошку – приемлемо. Но после проверки языком, выясняется, что есть шероховатости на двух зубах. Чищу еще полторы минуты.

Пью кефир. Дышу на ладошку – запах отвратительный, как и всегда после кефира. Иду чистить зубы. Затем делаю зарядку и некое подобие йоги. Дышу на ладошку.

Потом завтрак. Жарю три яйца. Жарю аккуратно, чтобы желтки не повредить. Когда яичница готова, я отсоединяю желтки от белкового блина и выкладываю на тарелку ближе к краю. Рядом кладу белок. Беру ровно отрезанный кусочек батона правой рукой так, чтобы верхняя корочка располагалась справа, а когда кусаю, руку заворачиваю так, чтобы корочка была с левой стороны. Так делаю всегда. Хлеб мажу тонким слоем плавленого сыра, чтобы не было неровностей. Родственники всегда подшучивали, что стану маляром-штукатуром по профессии. Сверху кладу половинку колечка ветчины так, чтобы колбаса была ровно посередине кусочка хлеба. Измеряю «на глаз», но иногда могу взять линейку. Откусываю бутерброд и беру немного яичницы. Съедаю белок, потом расставляю желтки по краям на равном расстоянии друг от друга, будто они вписаны в символ радиации, и выпускаю желто-оранжевую вязкую жидкость на середину тарелки. Съедаю сначала твердую основу, потом макаю хлеб в жидкий желток, пока тарелка не станет чистой.

Грязную посуду замачиваю в воде. Мою, когда возвращаюсь домой.

Уже пора выходить, а я все еще не уверен, хорошо ли почищены зубы. Запах странный. Наверное, от яиц. Стою у порога и не могу решиться надеть обувь. Просто стою и думаю. Дышу на ладошку. Иду в ванную и там застываю в раздумьях. Опаздываю. Чищу зубы еще раз.

Проверяю, выключил ли воду на кухне и в ванной. Возвращаюсь еще раз, чтобы проверить. Сильно опаздываю. Дышу на ладошку.

– Епископального кадила потроха! – кричу я.

Выхожу из дома. Уроки начнутся через три минуты. Идти – десять. Бегу. Хочется шипеть.

«11 Б» ждет меня на подоконниках в коридоре. Открываю дверь, пускаю их. Дышу на ладошку.

Сегодня будем читать «Облако в штанах» Маяковского. Мне уже тридцать три, но я до сих пор не совсем понимаю эту поэму, а им по пятнадцать-шестнадцать, и они вовсю спорят о том, что же имел в виду автор. Кто-то прочитал в сборнике стихов из библиотеки, кто-то ознакомился в электронном виде, кто-то – в исполнении группы «План Ломоносова», кто-то прямо на уроке слушает аудиокнигу в беспроводных наушниках. В мои школьные годы все было гораздо проще. Хочется шипеть.

Когда я в классе – стараюсь не дышать на ладошку. От этого хочется еще сильнее. Но я держусь. Тогда хочется шипеть.

На последней парте сидит Луна Антипко. Очень худая, можно сказать, костлявая, девочка с большими карими глазами и черными волосами, как у меня. Любая одежда на ней кажется мешковатой. Даже платья. Она любит платья. Сегодня она надела черное платье и выглядит особенно траурно. Поэтому хочется обнять ее. Утешить.

У Луны всегда потерянный вид. Она постоянно сонная, неуклюжая и заторможенная. Я пытался донести это до ее родителей, но те ответили, что их дочь вполне нормальная, и попросили не лезть в чужую жизнь. Но мои ученики мне не чужие…

Луна значится первой в списке журнала, но вызываю ее всегда в последнюю очередь, дабы дать разогнаться, так сказать. Хотя сегодня мне не терпится услышать ее голос. Да и оценок у нее мало.

– Сколопендра китайская! – вырывается у меня, и весь класс смеется. Хочется шипеть.

– Антипко, начинай, – перебиваю я смех учеников.

Вязким, тягучим голосом, запинаясь на каждом слове, начинает читать поэму Луна:

Вашу мысль,

мечтающую на размягченном мозгу,

как выжиревший лакей на засаленной кушетке,

буду дразнить об окровавленный сердца лоскут:

досыта изъиздеваюсь, нахальный и едкий…