Читаем Территория книгоедства полностью

Территория книгоедства

Призывая себе на помощь дикого тунгуза и друга степей – калмыка, Пушкин поступает очень расчетливо и благоразумно, потому что легко может случиться, что более развитые племена Российской империи, именно финн и гордый внук славян, в самом непродолжительном времени жестоко обманут честолюбивые и несбыточные надежды искусного версификатора, самовольно надевшего себе на голову венец бессмертия, на который он не имеет никакого законного права.

Это из статьи Писарева про пушкинское стихотворение «Памятник». Согласитесь, ни на грамм конформизма! Между прочим, венец бессмертия Писарев заслужил именно за свои героические попытки сорвать аналогичный венец с Пушкина.

В другом месте Писарев также называет поэта версификатором, на этот раз «легкомысленным, опутанным мелкими предрассудками, погруженным в созерцание мелких личных ощущений и совершенно неспособным анализировать и понимать великие общественные и философские вопросы нашего века».

Вот так – сперва под дых, а после – кулаком в рыло.

Помню, на каком-то очередном писательском отчетно-перевыборном сборище в Доме журналистов (Невский пр., д. 70) один мой знакомый писатель увлеченно рассказывал о новом своем романе, который пишет. Роман этот о Фаддее Булгарине, о его истинном месте на Олимпе русской литературы, которое исключительно из-за козней Пушкина бедному Фаддею не дали.

Так что, дорогие мои читатели, не перевелись еще Писаревы на земле русской. И пока они есть, стоит крепко и стоять будет великая массовая культура, которую мы все пестуем, лелеем и холим.

Писатель и публика

Писатель Веллер на одном из творческих вечеров произнес такую незабываемую фразу: «Человек, который пишет, должен отсутствовать в общественно-публичных местах – так, чтобы сам факт его наличия в природе подвергался сомнению, – как до сих пор неизвестно, жил ли в действительности Шекспир».

Уже то, что фраза эта озвучена лично автором не где-нибудь в забытой Богом и людьми деревеньке, затерянной среди лесов и болот, а в том самом публичном месте, в котором пишущий обязан отсутствовать, вызывает некоторое смущение.

«Писатель и публика», «писатель на публике», «писатель на публику» – эти темы интересовали меня всегда, а сегодня интересуют особенно в связи с массой участившихся случаев заигрывания писателей-современников с многоликим божеством – публикой.

Еще Марина Цветаева в очерке «Пленный дух» полунедоумевала-полусожалела о том, как мог Андрей Белый, человек духа, почти небожитель, танцевать чарльстон в берлинском кафе среди пресыщенных обывателей.

Цветаева не читала Гессе, «Степного волка», в котором опрощение, слияние с публикой, участие в маскараде, танце есть непременный элемент выхода из замкнутой оболочки «я» и слияния индивидума с вечностью, бытием, Богом.

Из примеров на эту тему показательна давняя (2006) презентация акунинского романа «Ф. М.». Чтобы не исказить смысл, воспроизвожу из новостной полосы дословно (отдельное «простите» за стиль): «Роман и презентовали по-особенному: в ресторане „Граф Орлов“, расположившемся среди хрущевок в усадьбе Орлова и в виде „нереально имиджевой VIP-презентации новейшего элитного сочинения“ с „Ф. Музыкальным потрясением премиум-класса“ в лице Бориса Гребенщикова, который выпустил альбом, где поет все больше про то, как тянется рука к стакану, несмотря на припевчик „Мама, я не могу больше пить“. Завершилось все фуршетом а-ля „Tchem Bog Poslal“ с выносом на обозрение и заносом назад, в анналы кухни, гладеньких поджаренных поросят. На пригласительном билете красовался Федор Михайлович в кедах, сидящий на лавочке с едой из „Макдоналдса“».

У темы «Писатель и публика» есть и такой ее мощнейший подвид, как «Писатель на телевидении». Здесь примеров более чем достаточно: Дмитрий Быков, Виктор Ерофеев, Илья Стогов, Татьяна Толстая…

С другой стороны, правильно. Если раньше Россия совершала паломничество в Ясную Поляну, чтобы краешком глаза прикоснуться к живому богу, а то и получить ответ на вопрос, чем жив человек, то теперь Толстой в каждом доме: вот он, смотрит с телеэкрана и рассказывает нам все о жизни – чем, в чем, зачем и почем. Между прочим, очень удобно – не надо тратиться на дорогу и на покупку дорожающих книг.

Все, что я набросал выше, вкратце, – это только наметки к теме, раскрыть которую у меня вряд ли получится. Но хотя бы наметить мысль – одно это поставится мне в заслугу будущими исследователями вопроса. Я надеюсь.