Многие меры действительно умирали задолго до того, как наступала финальная стадия мутации, для них знание о столь прискорбном будущем и правда было бы лишним. Меньше десяти процентов доживали до того возраста, когда для дыхания им требовались скафандры, потому что их легкие больше не могли полноценно работать на открытом воздухе. А дальше… дальше процесс все ускорялся.
Изменения были не только физическими. Умственные способности старших меров стремительно снижались, агрессивность возрастала. Они должны были раз в несколько дней проходить специальные тесты, показывавшие, на каком уровне развития они находятся.
– Все это время они продолжали выполнять миссии, – пояснил Седар, который теперь был вынужден отчитываться и перед советом, и перед пришельцами. – И там тоже погибали. Меры, столкнувшиеся с изменениями личности, вели себя безрассудно. Мы никого не подталкивали к гибели, все происходило само собой.
– Но были и те, кто оставался в живых, – указал Мерсер.
– Мало.
– Но были! Что происходило с ними?
– Им все меньше хотелось оставаться на корабле. Их манил океан.
Вместе с ухудшением памяти и снижением интеллекта меры начинали чувствовать странную тоску. Им хотелось уплыть – и никогда уже не возвращаться. Их более молодые товарищи сочли, что это признак надвигающейся смерти. На Земле встречались животные, которые уходили подальше от своей стаи, чтобы умереть. Поэтому старшим мерам позволили уплыть, куда глаза глядят.
На уровне первых поколений никто еще не ожидал подвоха. Левиафан огромный, всем места хватит и чтоб жить, и чтоб умирать! Но потом в колонию явились ящеры…
– Мои предшественники не сразу распознали в них меров! – подчеркнул Седар. – Но кое-какие догадки появились уже тогда. А потом ящеры стали возвращаться снова и снова, преследовать нас… Это тоже послужило доказательством.
Рассказать правду людям меры не могли, справедливо считая, что это лишит их добровольцев, пополняющих ряды, а без меров не выжил бы никто. Поэтому было решено сохранить тайну только среди лидеров, чтобы они могли принимать важные для всего вида решения.
– Но как вы допустили такой рост их численности? – возмутился Тео Скаут, глава полиции. – Судя по архивным записям, раньше ящеров было намного меньше!
– Мы не хотели этого, но мы не всесильны.
С тех пор, как раскрылась неприятная правда, за старшими мерами стали следить куда внимательней. Да и сами они не хотели такой судьбы! Несмотря на мутацию, они считали себя людьми, и умереть они хотели с человеческим сознанием. Поэтому им дозволялось жить в колонии, пока работал их разум, а потом лидер проводил ритуальную казнь. Со стороны это выглядело так, будто меры отправились на очередную вылазку – а вернулись не все. Смерть самых старших никого не удивляла.
Вот только право на добровольное решение доставалось не всем. Иногда меры и сами не замечали критических перемен в своем сознании. В один день они еще готовы были принять благородную смерть – а на следующий инстинкты брали верх, заставляя их бежать из колонии в океан для полного перевоплощения.
– Но если они убегали добровольно, зачем они возвращались? – удивилась Джованна. – Откуда такая смена поведения?
– Этого я не знаю, – вздохнул Седар. – Это и для нас осталось секретом.
– Зато я могу предположить, – робко сказала Ноэль. Она почти все делала робко, но не потому, что была не уверена в своих словах, а в силу характера. Кого-то это раздражало, а Оудену даже нравилось. Как странно наблюдать, что в могущественном существе осталось что-то настолько наивное и трогательное! – Ящеры – рабы своих инстинктов. Сначала инстинкт велел им уйти, потому что они знали: здесь им переродиться не дадут. Но все указывает на то, что ящер – это истинная, то есть, конечная форма мера. Дальше перевоплощаться уже не нужно. Как только этот вопрос был снят, в их сознании наступал относительный покой. Вот только это сознание было измененным, не способным на полноценную память или сложные мысли. Оставалось самое базовое.
– Такое, как возвращение домой? – предположила Лукия.
– Вот именно. Животные возвращаются в норы. Люди идут домой. Тут две половины личности ящеров были в гармонии.
Их человеческий мозг сохранился в достаточной степени, чтобы помнить, что такое дом, где он. Но больше они ничего не могли. Они тупо лезли на корабль, не осознавая до конца, какое разрушение это приносит, не замечая, что они убивают и калечат людей.
Вероятнее всего, они и сами не знали, чего хотят, что будут делать, если им позволят свободно перемещаться там. Им и не довелось узнать. У них на пути всегда появлялось серьезное препятствие – люди.
Сражение длилось до тех пор, пока ящерам не удавалось причинить серьезную боль – или убить, как при последнем их появлении. Тогда инстинкт самосохранения брал верх, и они отступали. Но как только раны заживали, их короткая память переставала ассоциировать боль с кораблем, и они снова пускались в погоню.