— Деньги я перевел на счет вашей партии четыре часа назад, — улыбнулся Дубцов.
— Браво!
— Ну и мафия, — почти с восхищением воскликнул Дубцов, садясь в машину.
— Вы о ком, Валериан Сергеевич? — спросил шофер, нажимая на газ.
— О политиках. Не знаю, как великая Россия — состоится ли, но скучно нам с такими ребятами не будет. А как ты думаешь, что можно сделать с Россией?
— Я так думаю, Валериан Сергеевич, с Россией можно сделать все что угодно.
— И я так думаю. Господин же Сарычев большой оптимист. Про прорывы мне все рассказывал.
— Прорывы? — загоготал шофер. — Это когда канализационные трубы лопаются?
Вечером Дубцов и Оля ужинали в ресторане с Филипповым и Галиной Серебряковой. Оля приняла предложение пойти на ужин, так как ей показалось, что Валериан Сергеевич утратил к ней интерес. А его следовало подогревать. На этот раз ресторан выбирал Дубцов, поскольку он приглашал, а Филиппов с Серебряковой были его гостями.
Отчасти он учел вкусы своих знакомых: ресторан был дорогой и с виртуозным скрипачом. Небольшой зальчик вмещал человек тридцать.
Филиппов, увидев скрипача, сказал:
— Куда ты нас приволок, Валериан, у меня на скрипку такая же реакция, как у моей бывшей собаки Шарика на игру похоронного оркестра. Мне хочется выть.
Однако скрипач играл цыганские мелодии, и Филиппов, дернув одну за другой три рюмки, удивленно хмыкнул и похвалил смуглого маленького музыканта: «Берет за душу».
— Я виделся с твоим другом, — сказал Дубцов, — и он произвел на меня странное впечатление.
— Да, — вздохнул Филиппов, — он бывает немного… своеобразным.
— На шута горохового он был похож, — вежливо уточнил Дубцов.
— Может быть, — неопределенно ответил Филиппов и, подняв свои тяжелые покрасневшие веки, бросил быстрый и острый взгляд на Дубцова, — а вот ты ему понравился. Мы с ним разговаривали сегодня.
— Самое удивительное, — пропустив мимо ушей слова собеседника, продолжал Валериан Сергеевич, — когда его слушаешь, то ему веришь.
— Правильно, — согласился Филиппов, — для политика это самое главное. Вот я, когда совхозом руководил, соберу людей, и надо им как-то объяснить, что премии не будет. Денег нету. И не потому нету, что на премию не заработали, мы на нее никогда не зарабатывали, а потому, что кто-то там наверху решил именно нас наказать за отсталость всего сельского хозяйства…
Оля, внимательно слушавшая мужчин до этого момента, теперь поняла, что можно переключиться на сидевшую рядом с ней женщину. Серебрякова молчала. Она терпела своего болтливого и шумного любовника и даже была влюблена в его громадность и громогласность, но сегодня ей было скучно.
Оля заметила, что Серебрякова бросила почти неприязненный взгляд на своего спутника, и спросила шепотом:
— Это ваш друг?
— Вы прелесть, Оля, — засмеялась Галина, и худое ее, некрасивое лицо окрасил легкий румянец, — я же не спрашиваю, кем вам приходится Дубцов.
— Это мой начальник.
— И все? — недоверчиво покачала головой Серебрякова.
Дубцов почувствовал, что говорят о нем, но в зальчике было так шумно — скрипача сменил цыганский ансамбль, — что до него долетали только звуки, а слов он разобрать не мог. Зато Филиппов ревел ему о совхозах и колхозах в самое ухо.
— Нет, я не сплю с Валерианом Сергеевичем и никогда не буду спать.
— Почему? — с интересом спросила Серебрякова.
— У меня есть мужчина, да и не нравится мне Дубцов.
— О! Подумаешь, есть мужчина! — воскликнула Серебрякова. — Филиппов, наверное, тоже может сказать про меня, что у него есть женщина, но это не мешает ему регулярно покупать молоденьких девочек.
— И вы это терпите?
Серебрякова чуть улыбнулась увядшими губами:
— Вы знаете, я давно вышла из того возраста, когда можешь выбирать. Но вы-то можете выбирать.
— Дамы, — обратился к женщинам Дубцов, — вы слишком много секретничаете, давайте выпьем.
— Я хочу забрать у вас эту очаровательную девушку, — сказала Серебрякова, — вы, Дубцов, слишком холодный и мрачный для нее. Вы знаете, женщина как жемчуг: человеческое тепло ее животворит, а холод губит.
— У нас с Олей деловые отношения, — сказал Дубцов и почувствовал, что выглядит глупо.
— Я хочу предложить Оле перейти ко мне в студию. Мне нужны не просто красивые девочки, а очень красивые женщины.
— И что она у вас будет делать?
— Ничего. Просто ходить по студии, а богатые клиенты и клиентки будут на нее смотреть. Мне двухсот тысяч в месяц на это не жалко. Окупятся денежки.
Дубцов промолчал, а Филиппов неожиданно светло и дружески улыбнулся Оле, и она автоматически улыбнулась ему.
Филиппов перестал говорить о совхозах и колхозах и тепло заговорил о России. И в ту же секунду, когда Оля почувствовала, что он искренен, она стала относиться с симпатией и к нему, и к Серебряковой.
— Как хотите, мальчики, а вся эта грызня кончится стрельбой, — сказала с тоской Серебрякова.
«Они наши люди», — поняла Оля.