Новый удар по «репутации» террора вообще и партии эсеров в частности был нанесен «делом Петрова», приключившимся через год после азефовской катастрофы. Эсер Александр Петров (по подложным документам Воскресенский), будучи осужденным, дал откровенные показания и согласился сотрудничать с полицией. Это был тот самый Петров, который получил тяжелое ранение в результате взрыва в динамитной мастерской, лишился ноги и передвигался при помощи протеза. Охранка организовала ему фиктивный побег из тюрьмы. Затем Петров покаялся перед революционерами и стал вести двойную игру. Под столом его конспиративной квартиры в Петербурге, содержавшейся на средства охранки, была смонтирована «адская машина». Когда к Петрову «в гости» 8 декабря 1909 года пришел начальник Петербургского охранного отделения полковник С. Г. Карпов, «хозяин» вышел якобы для того, чтобы поставить самовар, и соединил электрические провода… Взрывом мины Карпов был убит; Петров был арестован и вскоре повешен.
Дело Петрова вызвало некоторую оторопь даже в привыкшем ко всему русском обществе. Эсеры затеяли дискуссию по проблемам партийной этики, а социал-демократы всласть надо всем этим покуражились. Приведу яркий отрывок из статьи Льва Троцкого «Терроризм, провокация и революция», опубликованной в его газете «Правда» 1(14) января 1910 года. Статья интересна как по существу, так и по тону: терроризм становился не только страшен, но и смешон:
«Начальник охранного отделения расположился выпить чайку на квартире у террориста. Доверенный шпик снял с ноги сапог и мирно раздувал самовар. Оба чувствовали себя, надо думать, превосходно, ибо сапог шпика, и конспиративный самовар, и квартира террориста – все было куплено и обставлено за счет неистощимого государственного бюджета. И все закончилось бы ко всеобщему удовольствию, если бы под полковником, в сиденье кресла, не оказалась заделанной бомба. Правда, бомба совсем особенная, построенная на государственный счет, – так что даже г. Милюков несомненно вотировал на нее средства, когда подавал в Думе свой голос за бюджет. Тем не менее, когда хозяин-террорист нажал кнопку, государственная бомба разорвалась точь-в-точь так же, как если бы она была на средства “боевой организации”, – и прекратила не только карповское чаепитие, но и карповскую карьеру.
Так как жандармские полковники не во всех конспиративных квартирах вешают на стенку мундир и надевают туфли, то приходилось с самого начала предположить, что, прежде чем охранник нашел нужным напиться чаю у террориста, террорист приходил пить чай к охраннику. Так оно и оказалось. Только, по утверждению правительства, охранник был, что называется, душа нараспашку, террорист же распивал с ним чай не от чистого сердца, а выполняя приговор некоторой организации, которая считала, что сильно подвинет вперед дело освобождения масс, если подложит охранному полковнику под седалищную мякоть два фунта гремучего студня. Это же истолкование петербургскому взрыву дают парижские центры социалистов-революционеров. Возможно, что и так. Но с точки зрения политической это, в конце концов, совершенно все равно. Для нас, для простецов, для непосвященных, для массы – а в ней ведь вся суть – тут ясно и отчетливо выступает один факт: бомба бесследно утратила политическую физиономию. Теперь после каждого динамитного взрыва обеим сторонам приходится спрашивать друг друга: “Где ваши? Где наши?” Где кончается самоотвержение, где начинается жирно смазанная провокация?»[21]
Вопрос был по существу. После разоблачения Азефа была предпринята попытка возрождения Боевой организации под руководством Савинкова в 1909–1911 годах. Она закончилась неудачей. Точнее крахом. Не удалось организовать запланированные теракты, и одной из причин этого было наличие в составе БО как минимум одного провокатора – И. П. Кирюхина. Не позднее апреля 1911 года Боевая организация была распущена.
Боевая организация Партии социалистов-революционеров: социально-демографический «портрет»