Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX — начало XX в.)

Почти полвека едва ли не основными средствами воздействия радикалов на власть были кинжал, револьвер, бомба. От рук террористов пали тысячи людей, начиная с императора Александра II и заканчивая безвестными «квартальными» и случайными прохожими. В переходе к террору сыграли роль несколько факторов: разочарование в готовности народных масс к восстанию, пассивность большей части общества (да и слабое его влияние на власть), желание отомстить за преследования со стороны правительства. Своеобразным провоцирующим фактором было политическое устройство России. Персонификация власти, сакральность фигуры царя вызывали великий соблазн — одним ударом разрушить могущество этой власти, расчистить дорогу для осуществления идей, которые должны привести к всеобщему благоденствию.

На наш взгляд, возникновению и живучести терроризма в России способствовала в значительной степени сама власть. Дело не только в ее нередко необоснованной и чрезмерно жесткой репрессивной политике — каторге Чернышевского и Николая Серно-Соловьевича, высылках без суда, жестоких приговорах по делам фактически неопасных для нее народников-пропагандистов, смертных приговорах по оговорам провокаторов. Дело было в том, что власть изначально придавала революционерам чрезмерное значение, возвышая их тем самым и в собственных глазах и в глазах общества. Власть рассматривала террористов как по существу равную сторону, ей противостоящую.

Не может не поражать неадекватность представлений власти о реальной силе террористов и неадекватность мер, принимаемых в их отношении. Сколько шума наделала «Молодая Россия» с ее призывами к истреблению дома Романовых. А ведь ее идеи разделяли лишь несколько десятков студентов, начитавшихся книг о Французской революции. Дальнейшее распространение ее идей среди крайних радикалов, на наш взгляд, было вызвано не только тем, что они были созвучны их настроениям, но и тому значению, которое придали «Молодой России» власть и охранительная печать. А чего стоила операция по организации ареста и осуждения в Англии трубадура терроризма В.Л.Бурцева; в предприятии принимали участие министры иностранных дел; его результат был доложен лично императору. В другом случае, когда того же Бурцева удалось залучить на частную яхту вблизи Марселя и запереть там, за ним намеревались отправить один из крейсеров военно-морского флота России и лишь в последний момент эта безумная затея была отменена[757].

Власть не сумела стать выше террористов. Вряд ли в какой-либо стране мира был бы отменен смертный приговор за преступление, аналогичное совершенному «первомартовцами». Можно лишь предполагать, что если бы Александр III прислушался к призыву Владимира Соловьева и помиловал убийц своего отца, он бы морально разоружил (пожалуй, даже морально уничтожил) революционеров, а не создал бы своею волей и руками палача мучеников революции и предмет подражания для тысяч неофитов. Ведь что ни говори, а Софья Перовская и Андрей Желябов (точнее, их образы) были самыми вдохновляющими и бесспорными фигурами русской революции. Но, повторяем, в данном случае это было практически невозможно. Однако кто знает, как пошла бы дальнейшая история России, если бы Александр II не отправил на эшафот полубезумного Каракозова, наслушавшегося кроваво-инфантильных разговоров в кружке своего двоюродного брата Ишутина, утвердив смертный приговор этому не вполне вменяемому человеку?

«В русском революционном движении правительство сыграло выдающуюся роль организатора», — справедливо писал Ф.И.Родичев[758]. Оно своими преследованиями ожесточало в сущности очень молодых людей, способствуя их «отщепенству», превращая их в членов некоего «революционного ордена». Случай Трепова, приказавшего в тюрьме «высечь мечтателя», наиболее известен, но отнюдь не единичен. «Руками злобной власти вскормлен террор, погубивший Александра II», — образно и точно выразился тот же Родичев[759], ставший свидетелем обеих волн терроризма в России. Так что у терроризма было два «автора»: радикалы, стремившиеся путем политических убийств подтолкнуть историю, и правительство, своей несоразмерной жестокостью провоцировавшее ответное насилие.

Если вычленить общие черты, свойственные рациональному обоснованию терроризма в трудах его идеологов, то они сводятся к следующим основным положениям: терроризм должен был способствовать дезорганизации правительства; в то же время он являлся своеобразной формой «диалога» с ним — угрозы новых покушений должны были заставить власть изменить политику; терроризм рассматривался как средство «возбуждения» народа, с тем, чтобы, возможно, подтолкнуть его к восстанию или хотя бы привлечь внимание к деятельности революционеров; наконец, подорвать «обаяние» правительственной силы.