Терроризм в российском освободительном движении: идеология, этика, психология (вторая половина XIX — начало XX в.)

Дрейф петербургской «Группы народовольцев» в сторону социал-демократизма, их явный отказ от террористических традиций народовольчества вызвал отклик на страницах «Материалов для истории русского социально-революционного движения», издававшихся парижской «Группой старых народовольцев»[233]. В сдвоенном шестом-седьмом выпуске «Материалов...», оказавшимся последним, было опубликовано за подписью «Старый народоволец» «Открытое письмо к народовольцам — издателям «Летучего листка». Под псевдонимом скрывался Е.Г.Левит, в прошлом участник южно-русской организации «Народной воли» середины 1880-х годов. Впоследствии он принял участие в создании партии социалистов-революционеров, но уже к 1905 году перешел к большевикам[234].

В «Открытом письме» Левит дал характеристику «Народной воле», остановившись в особенности на ее тактике. Он считал «Народную волю» безусловно социалистической партией. Однако социализм Левит понимал не как «объективную философскую доктрину», а учение «этическое по преимуществу... социализм — учение революционное и не допускает спокойного созерцания «естественного хода вещей», — он требует сознательного вмешательства в этот ход вещей»[235].

Под «естественным ходом вещей» Левит понимал действие исторической закономерности. Он отрицал, с позиций субъективной социологии, ее объективный характер. Отсюда и неприятие Левитом марксизма, который он по существу отождествлял с фатализмом,.Пока «на арене оставались такие деятели» как народовольцы, заявлял он, «не могло быть места для социального учения, подобного современному русскому марксизму»[236].

Левит всецело одобрял народовольческую тактику, полагая, что современные ему революционеры должны безоговорочно ее воспринять. Он считал, что в России нет «ни одного» политически развитого класса, поэтому партия будет «рекрутироваться» во всех классах общества, особенно «среди интеллигентной молодежи». Поскольку революционные силы немногочисленны, партия должна иметь «строго заговорщицкий характер»[237]. С таких же позиций Левит подходил к народовольческому террору, заявляя, что «единственная ошибка террористической борьбы — ее прекращение»[238].

Новый царь был терроризирован «сильно», подчеркивал Левит, но «недостаточно» , а партия после 1-го марта совершила роковую ошибку — не решилась «на свой страх и риск продолжать борьбу». Народовольцы рассчитывали на поддержку либералов, а не получив, ее растерялись. Несмотря на то, что организация «благодаря разгромам и предательствам» была расшатана, «бороться еще можно было». Когда же революционеры «спохватились, то последовал лопатинский провал, а затем крах последней попытки восстановить «Народную волю» на юге. Гибель южной организации Левит объяснял отсутствием веры и решимости у ее участников[239].

Таким образом, причины неудачи народовольцев сводились к тактическим просчетам партии и к упадку духа и разочарованию, которые овладели большинством оппозиции после 1-го марта. Ведь эпоха террористической борьбы, «как тогда казалось», не дала никаких положительных результатов. Но это, писал Левит, «казалось тогда: мы теперь знаем, что борьба не была безрезультатна, результаты были, но ими не сумели воспользоваться. Она дала все, что от нее можно было ожидать и в смысле воздействия на правительство, и как могучее агитационное средство». В подтверждение своих слов Левит указывал на «диктатуру сердца», как на победу революционеров, а говоря об агитационном воздействии террора, пояснял: «… я не хочу сказать, что он революционизировал все наше общество, но он пробуждал к жизни, направлял на борьбу все активные общественные силы». Вывод «старого народовольца» был однозначен: «Мы теперь с уверенностью можем сказать, что продолжись борьба, и победа — в смысле политических завоеваний — была бы несомненно одержана»[240].