– Турки у Баш-Кадыклара сосредоточили 36-тысячный отряд при 46 орудиях, – доложил начальник штаба. – Командует им сам Ахмед-паша.
Бебутов был начальником, у которого решительность не переходила в запальчивость. Он видел неравенство сил, а оно было значительно, поэтому дальнейшие действия он решил обсудить детально, чтобы в полной мере соединить боевой пыл войск с разумными действиями на поле боя.
– Как они расположены? – задал он вопрос.
– Позиции турок сильно укреплены, – сообщил инженер, – кроме того, они удобно прикрыты скалистыми оврагами.
– Располагаются они своим излюбленным манером – каре, – показывая на карте, докладывал начальник штаба. – Дозорные казаки доложили, что основные силы у них на флангах. На левом фланге располагается основная масса турецкой кавалерии и курдов, в центре сил меньше, турки надеются на обрывистые овраги.
– Вот туда вначале и ударите, – приказал Бебутов командиру гренадерской бригады.
– Есаул Ковалев, – обратился он к командиру 1-й казачьей батареи, – будьте готовы к перемещению батареи по фронту, чтобы и помогать наступающей пехоте, и тыл противника беспокоить.
– Нижегородцам наступать на правый фланг противника, и как только там начнется бой, а Ахмед-паша начнет посылать туда подмогу, ты, Камков, – обратился он к казачьему полковнику, – ударишь своими казаками в левый фланг. Хорошо бы прорваться в тыл.
Обсудив еще и еще раз различные варианты боя, Бебутов отдал приказ о наступлении.
19 ноября, после непродолжительного артиллерийского обстрела, Александропольский отряд начал наступление против сильно укрепленной турецкой позиции. Решительное наступление гренадерской бригады и смелые действия казачьей конницы были настолько решительны и дерзки, что Ахмед-паша сказал окружающей его свите: «Русские или с ума сошли, или упились своею поганою водкой!». Он махнул платком, и многотысячная конница ринулась на девять сотен линейцев, прикрывающих правый фланг. Несколько минут шла невообразимая свалка, в которой ржали кони, взлетала густая пыль, слышались хриплые крики, удары, вопли и брань.
– Казаки! Держись! – прокричал полковник Камков и кинулся с резервом на наседающих турок. Кони без всадников носились по полю, а треск сабель, орудийные залпы и крики людей тонули в общем невообразимом хаосе.
– Братцы, дадим жару басурманам! – кричал в пылу боя полковник Евсеев, и шесть сотен казаков лавой врезались во вражеский фланг.
– Молодцы, терцы! – только и успел прокричать Бебутов, как казаки были смяты. Они повернули коней и, миновав выдвинутые во фланг пехотные батальоны, ринулись в тыл.
– Аллах дает нам победу. Судьба опять благосклонна к нам, – воскликнул наблюдавший за боем Ахмед-паша. Туча турецкой конницы, вопя и размахивая саблями, неслась за казаками.
В это время лихой есаул Ковалев, выехав наперерез туркам, в 50 метрах установил свою батарею и, не отстегивая орудий, несколько раз осыпал картечью не ожидавшего ничего подобного неприятеля. Передние кони разом остановились, но их сшибали задние всадники. Пехотные роты, свернувшись в каре, тоже дали залп по туркам. В ту же минуту вновь ударила картечью казачья батарея, и вся масса турецкой кавалерии повернула назад. Линейцы кинулись в шашки, за ними пошли нижегородцы, – и весь правый фланг с частью центра турецкого расположения был смят и опрокинут. Турки были быстро разбиты, потеряв лагерь, весь обоз, 24 орудия и около шести тысяч человек. Последствия Баш-Кадыкларской победы были громадны.
Турция, понеся огромные материальные потери и моральный урон, в этот год до весны следующего года каких-либо значительных боевых действий не предпринимала, что дало возможность усилить наши войска и перегруппироваться.
Глава IX
Однако победа под Баш-Кадыкларом особо не прозвучала тогда в России, ибо за день до этого – 18 ноября произошло крупное морское сражение черноморской эскадры с турецким флотом при Синопе, закончившееся нашей победой и затмившее все события того времени. Царю нужны были громкие победы, а истребление турецкого флота в Синопе являлось таковым. Поэтому реакция в Петербурге на победу была выше всех похвал. И царя, и министров, потерявших всякую ориентацию в отношениях с западными державами и хорошо не представляющих себе дальнейшего хода войны, эта победа приободрила, обнадежила в успехе опрометчиво начатой кампании. Считая Меншикова своим главным доверенным лицом в Крыму, царь отнес эту победу к его заслугам.
– До какой степени я обрадован был радостной вестью славного Синопского сражения, – писал он князю, – не могу довольно тебе выразить, любезный Меншиков!
Не менее восторженно писал светлейшему и военный министр князь Долгоруков:
– Вы не можете себе представить счастья, которое все испытали в Петербурге по получении известия о блестящем Синопском деле. Это поистине замечательный подвиг!
А произошло это так.