Tertium Organum: ключ к загадкам мира, изд. 2-е

Мы очень плохо знаем, что такое человек и наши представления о человеке крайне ошибочны и легко создают новые заблуждения. Прежде всего мы склонны рассматривать человека как известное единство, и различные детали и функции человека рассматривать как связанные друг с другом и все друг от друга зависящие. При этом ещё причину всех свойств и действий человека мы видим в физическом аппарате человека, в видимом человеке. В действительности человек, это очень сложное нечто и сложное в разных смыслах. Многие стороны жизни человека совершенно не связаны между собой или связаны только тем, что принадлежат одному человеку, и жизнь человека идёт сразу как бы на различных плоскостях, причём явления одной плоскости только изредка и отчасти касаются другой и могут не касаться совсем. И отношения самого человека к разным сторонам самого себя и других людей совершенно не одинаковы.

Человек заключает в себе все три указанных [выше] рода явлений, т. е. представляет собой комбинацию явлений физических, жизненных и сознания. И взаимные отношения этих трёх порядков явлений бесконечно сложнее, чем мы привыкли думать. Явления сознания мы в себе чувствуем, ощущаем и сознаём; явления жизни и физические явления наблюдаем и заключаем [суждения] о них на основании опыта. Чужих явлений сознания, то есть мыслей, чувств, желаний другого человека, мы не ощущаем, и о том, что они у него есть, мы заключаем на основании его слов и на основании аналогии с самим собою. Мы знаем, что у нас самих известным поступкам предшествуют известные мысли и чувства. И, когда мы видим те же поступки у другого человека, мы заключаем, что он думал и чувствовал то же, что и мы. Аналогия с собой — это наш единственный критерий и метод для суждения и умозаключения о явлениях сознания других людей, если мы не можем сообщаться с ними или не хотим верить тому, что они нам говорят про себя.

Если предположить, что я жил бы среди людей, не имея возможности сообщаться с ними и не имея возможности делать заключения по аналогии, то я был бы окружён движущимися и действующими автоматами, смысл и значение и причины действий которых были бы для меня совершенно темны. Может быть, я объяснял бы их действия «молекулярным движением», может быть, «влиянием планет», может быть, «спиритизмом», т. е. действиями «духов», может быть, «случайностью», непроизвольной комбинацией причин, но во всяком случае сознания данных людей в глубине этих действий я бы не видел и не мог видеть.

О существовании сознания я вообще могу заключить только по аналогии с самим собою. Я знаю, что известные явления во мне связаны с обладанием сознанием. Когда я вижу те же явления в другом человеке, я заключаю, что и он обладает сознанием. Но прямо убедиться в существовании сознания у другого человека я не могу. Изучая людей только со стороны, я находился бы по отношению к ним буквально в таком положении, в каком, согласно Канту, мы находимся к окружающему нас миру. Мы знаем только наш способ его познания. Мира в себе мы не знаем.

Таким образом, для познания человека в себе (то есть его сознания) у меня два способа — аналогия с самим собой и общение моего сознания с другим сознанием, обмен мыслей. Без этого — человек для меня только феномен, движущийся автомат.

Ноумен человека — это его сознание и всё, что заключает в себе это сознание, и с чем оно человека связывает.

В «человеке» для нас открыты оба мира, хотя ноуменальный мир открыт мало и слабо благодаря тому, что он познаётся нами через посредство феноменального.

Ноуменальное — значит постигаемое умом; и характерное свойство вещей ноуменального мира заключается в том, что они не могут быть познаны тем же способом, как вещи феноменального мира. Мы можем предполагать о существовании вещей ноуменального мира, находить их путём умозаключений, открывать по аналогии, чувствовать их, вступать с ними в какое-то общение, но мы не можем их ни видеть, ни слышать, ни осязать, ни взвешивать, ни мерить, ни фотографировать, ни разлагать на химические элементы или на число вибраций. Ноуменальный мир, или мир причин — это для нас мир метафизических фактов.

Таким образом сознание со всеми его функциями и со всем его содержимым — с мыслями, с чувствами, с желаниями, с волей — относится к метафизическому миру. Ни одного элемента сознания мы не можем познать объективно. Эмоцию, как таковую, нельзя видеть, так же как нельзя видеть стоимость монеты. Вы можете видеть, что написано на монете, но стоимость её вы никогда не увидите. Мысль нельзя сфотографировать, так же как нельзя представить себе в пузырёчке «тьму египетскую». Думать иначе, экспериментировать с фотографированием мыслей — это значит просто не уметь логически думать. На валике фонографа есть царапины, повышения и понижения, но звуков нет. Кто будет держать у уха валик фонографа, надеясь что-нибудь услышать, тот, наверное, ничего не дождётся.

* * *

Заключая в себе два мира — феноменальный и ноуменальный — «человек» даёт нам возможность понять, в каком отношении один к другому находятся эти два мира во всей природе.