Читаем Tertium organum полностью

В интересном сборнике лекций проф. В. Джемса "Плюралистическая Вселенная" ("A Pluralistic Universe") есть лекция о Фехнере, посвященная "сознательной Вселенной".

Обыкновенный монистический идеализм, говорит проф. Джемс, опускает все промежуточное. Он признает только крайности, как будто за первым грубым лицом феноменального мира со всеми его свойствами ничего не может быть найдено, кроме самого высшего во всем его совершенстве. Во-первых, я и вы, такие, какие мы сейчас в этой комнате; и затем сейчас же, как только мы заглядываем под эту поверхность, само невыразимое абсолютное. Разве это не показывает в высшей степени бедного воображения? Разве на самом деле наша Вселенная не создана по более богатому образцу, с местом в ней для длинной иерархии существ? Далее материалистическая наука делает Вселенную богаче по терминологии — со своими молекулами, эфиром, электронами и пр. Но абсолютный идеализм, представляя себе реальность только в интеллектуальных формах, не знает, что ему делать с телами, какого бы рода они ни были, и не может пользоваться никакой психофизической аналогией или соотношением.

Совершенно на другой точке зрения стоял Фехнер, из сочинений которого Джемс приводит большие выдержки. Идеи Фехнера настолько близки к тому, что говорилось в предыдущих главах, что мы должны остановиться на них подробнее.

Беру это со слов проф. Джемса.

Первородный грех нашего, как обычного, так и научного, мышления заключается, по мнению Фехнера, во въевшейся в нас привычке рассматривать духовное не как правило, а как исключение в природе. Вместо того, чтобы думать, что наша жизнь питается от груди другой великой жизни, а наша индивидуальность поддерживается другой великой индивидуальностью, которая неизбежно должна быть сознательнее и независимее всего, что она производит, мы обыкновенно рассматриваем все лежащее за пределами нашего маленького существования только как золу и пепел жизни.

Или, если мы верим в Божественный Дух — мы, с одной стороны, его считаем бестелесным, а с другой стороны, считаем бездушной природу.

"Какой душевный мир или утешение может получиться от такой доктрины?" — спрашивает Фехнер. — Цветы вянут от ее дыхания, звезды превращаются в камни, наше собственное тело становится недостойным нашего духа и падает до вместилища одних только плотских чувств. Книга природы превращается в сочинение по механике, в котором жизнь рассматривается как вид аномалии. Огромная пропасть разверзается между нами и тем, что выше нас, — и Бог становится тонким сплетением абстракций.

Орудие Фехнера, которым он пользуется для оживления Вселенной, есть аналогии...

Бэн определяет гениальность, как способность видеть аналогии.

Количество аналогий, которые мог находить Фехнер, было удивительно. Но он в то же время настаивал на необходимости уметь, делая аналогии, видеть различия. Пренебрежение различиями, говорил он, это обычное заблуждение в рассуждениях по аналогии.

Так, он признал, что раз каждое живое тело обладает сознанием, то каждое сознание должно обладать телом. Но из этого совсем не следует, чтобы все тела были похожи друг на друга и чтобы тела существ высшего порядка были похожи на наши. Наше тело приспособлено к условиям нашей жизни. Другие условия жизни должны создавать другие тела.

Умы высшего порядка требуют тел высшего порядка. Вся земля на которой мы живем, должна, согласно Фехнеру, иметь свое коллективное сознание. Такое же сознание должно иметь каждое Солнце, Луна, планеты, и вся солнечная система должна иметь свое более широкое сознание, в котором сознание нашей земли составляет только часть. И вся звездная система должна иметь свое сознание; и если эта звездная система не есть сумма всего, что есть, то ее сознание есть тоже только часть сознания всего — а материально она вместе со всем остальным, что еще существует, представляет собою тело того общего сознания Вселенной, которое люди называют Богом.

Таким образом, хотя Фехнер является монистом в своей теологии, в его Вселенной есть место для всех степеней духовных существ, от человека до все включающего в себя Бога.

В душу Земли он страстно верит. И он смотрит на Землю как на специального ангела-хранителя людей. Мы можем молиться Земле, думает он.

Его самое главное заключение сводится к тому, что устройство мира тождественно повсюду. В нас самих зрительное сознание соединено с глазами, осязательное с кожей. Но ни кожа, ни глаза не знают ощущений друг друга. Они сходятся вместе и приобретают какое-то отношение друг к другу только в более широком сознании, включающем их в себя, в том сознании, которое мы называем личностью. Совершенно подобно этому, говорит Фехнер, мы должны предположить, что мое и ваше самосознание, совершенно отдельные и не знающие друг друга, сходятся в высшем сознании, скажем в сознании человеческой расы, которая их знает обоих, пользуется ими, и в которое они входят как составные части.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Иисус Неизвестный
Иисус Неизвестный

Дмитрий Мережковский вошел в литературу как поэт и переводчик, пробовал себя как критик и драматург, огромную популярность снискали его трилогия «Христос и Антихрист», исследования «Лев Толстой и Достоевский» и «Гоголь и черт» (1906). Но всю жизнь он находился в поисках той окончательной формы, в которую можно было бы облечь собственные философские идеи. Мережковский был убежден, что Евангелие не было правильно прочитано и Иисус не был понят, что за Ветхим и Новым Заветом человечество ждет Третий Завет, Царство Духа. Он искал в мировой и русской истории, творчестве русских писателей подтверждение тому, что это новое Царство грядет, что будущее подает нынешнему свои знаки о будущем Конце и преображении. И если взглянуть на творческий путь писателя, видно, что он весь устремлен к книге «Иисус Неизвестный», должен был ею завершиться, стать той вершиной, к которой он шел долго и упорно.

Дмитрий Сергеевич Мережковский

Философия / Религия, религиозная литература / Религия / Эзотерика / Образование и наука