Тертон

Отшвырнув тетрапаки от молока, Стас начал рыть земляную груду. Зачем — он не знал, просто доверял амулету. Вскоре лопата выдрала из объятий земли длинную белую трубчатую кость и лоскут прогнившей ткани, который не преминул с сухим треском развалиться на куски. Потом — еще одну кость и часть ткани покрупнее, с пластмассовыми пуговицами. Наконец лопата обнажила человеческий череп без нижней челюсти, позвоночник и несколько ребер. Вокруг шеи скелета среди остатков давно сгнившей одежды и плоти было ожерелье из крупных янтарных бусин.

Он отступил и вытер рукавом пот со лба. Это была бабушка, никаких сомнений. И умерла она много лет назад, судя по состоянию останков, а не пять дней назад.

Но если бабушка умерла давным-давно, кто ее здесь похоронил и кто жил вместо нее?

Кое-что в этом бедламе прояснилось. Стало понятно, почему гроб на кладбище пустой — потому что бабушка умерла не на днях, а гораздо раньше, и лежала все это время в подвале…

Копать дальше не имело смысла, и Стас полез по лестнице наверх. И тут с ним случилось дежавю: он уже вот так карабкался по этой подвальной лесенке совсем недавно, его голова поднималась над уровнем пола, и он видел выкрашенные коричневой краской доски. А потом утыкался взглядом в ноги бабушки. На этот раз доски были не покрашены, ближе к стенам топорщились заусеницами, а посреди коридора были отшлифованы подошвами тапочек.

Но Стас точно также уперся взором в ноги бабушки.

…Встреча получилась настолько неожиданной, что Стас не успел испугаться. Он тупо разинул рот и задрал голову. Баба Настя возвышалась над ним, пухлая, округлая, как всегда, одетая в серый однотонный халат, а лампа за ее головой делала из лица темное пятно.

Стас торопливо выскочил из люка, выпрямился, моргнул раз, другой и различил наконец кое-что такое, отчего становилось дурно. Бабушка — точнее, то, что лишь выглядело как бабушка, — походила на огромную, в человеческий рост, вязаную куклу: ноги и руки, не закрытые одеждой, были затянуты в вязаные чулки, в точности копирующие пальцы и даже ногти в виде более темных участков вязаной ткани, а лицо… Лицо было, как бы глупо или жутко это ни звучало, сшито из лоскутов разной ткани, и сшито грубо, как бы наспех, точно создатель этой куклы спешил и старался соблюсти лишь общие очертания и пропорции. Вместо глаз вставлены желтые фарфоровые шарики без роговицы и зрачка, щеки сделаны из вязаных лоскутков, с нарисованным красной краской румянцем. Рот растянулся до ушей, на голову нахлобучен седой парик. От этой ненастоящей бабушки исходил до трепета знакомый затхлый запах…

Первая мысль Стаса была такая: «Это маскарад. Кто-то нарядился во все вязаное, надел маску и так далее».

Но мысли не суждено было развиться. Существо осведомилось вкрадчивым вибрирующим голосоком, от которого леденели внутренности:

— Ну что, внучок? Нашел косточки-то?

С этими словами тряпичные руки куклы вцепились в плечи Стаса и с невероятной силой повалили на пол. Существо навалилось на него мягкой, но тяжелой грудой, совсем как во сне, сдавило горло мягкими сильными вязаными пальцами.

Стас едва не сверзился обратно в подвал, выронив лопату — она с бряцанием упала возле стенки. «Чудовища ходят при ярком свете?» — пронзила мысль. Да, они ходят — и при свете, и днем, если надо. Просто мы их не всегда видим…

Кукла, давя нешуточным весом и обдавая затхлым запахом, тянула его в сторону люка, и Стас догадался: эта тварь хочет затолкать его обратно в подвал, прикончить и закопать рядом с костями настоящей бабушки, а потом заменить его самого вот такой сшитой наспех большой куклой… И мать будет видеть эту куклу как настоящего живого и румяного Стаса, и в ней не зародится ни капли сомнения, как не зародилось за все эти годы жизни с поддельной бабушкой…

Во время студенчества Стас посещал кружок по микст-файту — коротко ММА, — и кое-какие приемчики, что в стойке, что в партере, закрепились в нем на уровне подкорки и рефлексов. Несмотря на весь ужас и сюр происходящего, он на полном автомате воткнул колено в грудь кукле, отдавил от себя и сразу же вывернулся, зажав руку между бедер в болевой приеме.

Прием удался на славу, тренер был бы доволен, но тяжелая и мягкая рука куклы просто изогнулась в локте в направлении, противоположном естественному. Все же теперь Стас уже не лежал под существом, а рядом, и кукла тяжко барахталась животом вниз, стараясь ухватить человека другой рукой. А перед носом у Стаса лежала лопата…

Он выпустил вязаную руку, быстро схватил лопату, молниеносно вскочил, развернулся к твари — та тоже успела подняться, шустрая! Но Стас уже со всей дури опустил лопату на бессмысленную физиономию чудовища с фарфоровыми шариками вместо глаз.

Раздался глухой звук, какой бывает, если лопатой врезать по мешку, набитому опилками. Поднялось облако пыли, хорошо видимое в свете лампы накаливания, рожа чудовища разорвалась надвое, один фарфоровый глаз покатился по полу, другой раскололся и застрял в плотной волокнистой массе внутри головы, парик слетел.