Тесей. Царь должен умереть. Бык из моря

Ипполите понравились огромные фессалийские кони, о которых ей приходилось только слышать, и скоро она уже ездила на них, не уступая в отваге лапифским мальчишкам; однако в горах мы предпочитали кентаврийских коньков, умевших чувствовать дорогу ногами. Таких она помнила по родному дому. Ипполите было всего девять лет, когда ее отдали служить богине. Отец ее правил горным племенем, обитавшим в глубине суши вдали от колхидского побережья; насколько она помнила, родители обещали богине свою дочь, если она дарует им сына. Они выполнили свой долг, и с тех пор Ипполита их не видела. Воспоминания уже тускнели в ее памяти, но лучше она помнила отца, его темный силуэт в дверях. Мать ей запомнилась в постели с новорожденным возле нее; сама же Ипполита молча смотрела на них, ощущая радость родителей и то, что о цене они не сожалели. Ее отослали в урочище у подножия гор, где девочек учили и закаливали как мальчиков, пока возраст не позволял им взять в руки оружие.

– Как-то раз, – сказала она, – жрица, наставлявшая нас в боевых искусствах, застала меня в слезах. Я думала, что она побьет меня как трусиху. Но она со смехом обняла меня и сказала, что из меня выйдет лучший мужчина, чем из моего брата. Тогда я и плакала в последний раз, если не считать того дня.

Однажды я спросил у Ипполиты, что бывает с девами, когда они стареют. Она отвечала, что некоторые становятся провидицами и обретают пророческий дар; остальные могут при желании служить Артемиде в храме, расположенном на равнине. Чаще же, впрочем, они предпочитают смерть: иные прыгают с утеса, но в основном убивают себя в священном трансе во время совершения мистерии.

– Так поступила бы и я сама. Я решила, что не стану дожидаться, пока дряхлость унесет мою красоту и окостенит тело, убивая его при жизни. Но теперь старость не страшит меня, потому что ты будешь рядом.

Она даже не спросила, как сделала бы любая другая женщина, буду ли я и тогда любить ее.

Однажды к нам явился кентавр с дарами – диким медом, ничего другого у них нет – и стал знаками просить убить зверя, уносившего их детей. Мы принялись обыскивать все чащобы в поисках волка, и я услышал позади себя яростный рык; вернувшись, я обнаружил на копье Ипполиты взрослого леопарда. Я хотел было помочь, но она крикнула со свирепостью раненого зверя:

– Нет! Он мой!

Мне было трудно предоставить ее самой себе, она поняла это и потом извинилась, не забывая про переполняющий ее триумф. И вместе с тем она умела свистом призывать пичуг к себе на ладонь и таскала в дом всякую живность: голубя с подраненным крылом, лисенка, которого кормила, пока за ним не явилась мамаша-лисица. Меня он кусал, а с нею возился, словно щенок.

Она все время просила меня научить ее борцовским приемам. Поддразнивая Ипполиту, я говорил сначала, что держу их в тайне. Но наконец, расхохотавшись, сказал:

– Ну хорошо, только найдем мягкое место, где не больно падать. Я не хочу, чтобы ты была вся в ссадинах и синяках, а мужа, моя девочка, тебе иначе не одолеть.

Мы обнаружили в сосняке лощину, в которую ветром нанесло опавших игл, и, спустившись в нее, как подобает разделись по пояс. Она была столь же быстра, как и я, хватало и силы – если не затягивать схватку. Застичь друг друга врасплох мы не могли, поскольку слишком уж хорошо понимали друг друга; но она училась быстро и успела полюбить это занятие, утверждая, что оно напоминает ей возню львов.

Она повалила меня, а я увлек ее за собой, и мы покатились по упругому слою игл, не намереваясь подниматься. Тут она внезапно умолкла и, отодвинувшись от меня, проговорила:

– На нас смотрят.

Я поднял взгляд. Неподалеку, покашливая в бороду и гладя ее, стоял один из знатных афинян, которого, отплывая, я назначил судьей.

Поднявшись, я направился к нему, гадая о том, какие еще скверные новости могли заставить его лично отправиться в такую даль, вместо того чтобы послать гонца. Или Мегара восстала? Или паллантиды приплыли из-за моря? Он поприветствовал меня – как-то неуверенно и стараясь смотреть на кончик собственного носа. Я сразу понял, в чем дело, и сказал:

– Ну?

Он поведал мне какую-то наперед выученную историю; дела эти могли бы уладить несколько копейщиков или он сам, вынеся приговор. Еще он сказал, что на каком-то из кораблей пришла весть о моей хвори. Но все было ясно и так. Воины наговорили целую кучу глупостей. Да, на пути туда Тесей был в себе, он захватил Колхиду и наполнил их руки добычей. Все было отлично, пока амазонка не наложила на него свои скифские чары. Она выкрала душу из груди его в обмен на неуязвимость против оружия. А потом он оставил свои корабли – так в полнолуние вожак бросает свору ради волчицы, чтобы в безумии носиться с ней по лесам.