Потрясающе! Кажется, я начала понимать эту схему. Нотлин формально возглавил заговор. При успехе предприятия он был бы уже не нужен, и его заменили бы на Йоргиса. А при неудаче Юниа, Эйра и Йоргис остались бы в стороне, а козлом отпущения стал бы все тот же Нотлин. Вот только что-то пошло совсем не так, как рассчитывали.
- Ты знаешь, кто на нас донес? – я внимательно смотрела на отражение Брины.
- Нет. Но говорили, что это кто-то из Леандро. Из замка.
- Ладно. Кто еще был моим любовником?
Брина перечислила около десятка имен. Некоторые мне ни о чем не говорили, с кем-то я успела познакомиться заново – а куда им было деваться, в ответ на мой вопрос в приветствии. Интересно, что они при этом думали?
- И все меня ненавидят?
- Сола Юниа, - Брина отложила щетку и начала заплетать мои волосы в косу, - простите за то, что я скажу, но для вас это была охота. Вы завоевывали мужчин и тут же их бросали. Отбирали у других женщин, у жен. Никто не осудил бы вас, не будь все это так открыто. Ведь вы же вдова. Но вам нравилось, что все знают о ваших победах. Нравилось, что женщины вам завидуют и ненавидят вас. А сейчас… Думаете, только я заметила, что вы изменились? Мы, слуги, всегда знаем, о чем говорят хозяева.
- И что, думают, я притворяюсь? – усмехнулась я.
- Многие – да. Говорят, что вы хотите расположить к себе тариса Айгера. Или что ваша цель снова соль Йоргис.
- А есть такие, кто верит, что я потеряла память? И поэтому веду себя иначе?
- Есть, - наморщила лоб Брина. – Но мало.
Ну разумеется, подумала я позже, уже лежа в постели. Кому в здравом уме придет в голову, что тот, кто ведет себя необычно, не так, как всегда, - это совсем другой человек, хотя и в том же теле? Это нужно насмотреться всяких глупых фильмов и начинаться не менее глупых книг про попаданцев. Поэтому и Айгер наверняка уверен, что я снова подбиваю под него клинья.
С ним мне вообще все было более-менее ясно. Когда Юниа вышла замуж, он постарался забыть ее. Уехал подальше, занимался суровым мужским ремеслом. Наверняка и женщины всякие были, вряд ли жил монахом. Не год, не пять, даже не десять. Конечно, первая любовь совсем не забывается, но наверняка все мхом поросло. И тут вдруг приходится стать королем, а эта зараза появляется и вешается на шею. Причем не менее красивая и соблазнительная, чем раньше. Ясное дело, сразу вспомнил все.
Слабость? Нет, слабым Айгер был бы, если бы простил. Но даже после всего, что она устроила потом, так и не смог выкинуть ее из головы. Тот поцелуй в горах, когда он был уверен, что я без сознания, может, вообще умираю… Я помнила, что было в его глазах, когда мы разговаривали в тюрьме. Боль и ярость. Злость – на меня и на себя. За то, что не может не думать обо мне. И в тот раз, когда зачем-то приехал в замок. И в первый вечер, когда увидел, что я разговариваю с Йоргисом.
Наверно, я порвала ему шаблоны, еще попросив помиловать Эйру. Не за себя – за нее. Юниа бы так не поступила. Даже если сейчас Айгер подозревал меня в притворстве, тогда он не мог не понимать, что я говорю искренне. Тогда не имело смысла притворяться. Но как бы там ни было, я все больше и больше понимала, что никакой надежды у меня нет.
Как-то утром после завтрака я пошла в библиотеку поискать новые книги взамен прочитанных, и вдруг, совершенно неожиданно, мне захотелось увидеть Барта. После того единственного раза я больше к нему не заходила, хотя никто не запрещал. Да что там, я вообще о нем не вспоминала. Если б он заболел, меня бы поставили в известность одной из первых. Но сейчас потянуло само собой.
Я прошла по коридору мимо библиотеки, остановилась у детской. Дверь оказалась приоткрыта. Я заглянула и увидела Айгера, который держал сына на руках. Барт гладил его по лицу, дергал за уши, за нос, за волосы и заливался счастливым смехом. Айгер ловил губами маленькие пальчики, улыбался, и я невольно улыбнулась тоже – настолько умилительной была эта сцена.
Стоя в дверях, я наблюдала за ними, и во мне боролись два чувства. Смотреть на них было приятно – и так грустно! Так больно, что он держал на руках моего внука, а не сына. И угораздило же так влюбиться! Ну да, он спас меня, девочки вечно влюбляются в своих спасителей. Но разве только в этом дело? В воспоминаниях Юнии, в памяти ее тела? В моих собственных мечтах о человеке, о котором я, если подумать, почти ничего не знала?
Наконец Айгер заметил меня, и его улыбка сразу изменилась – стала напряженной, больше похожей на гримасу, а потом и вовсе сошла на нет.
- Хочешь к бабушке? – спросил он Барта.
- К бабушке! – завопил тот.
Я вошла в комнату, ответила на поклон няни Рехильды, которая сидела в углу и вязала. Айгер передал мне Барта, и наши руки на мгновение соприкоснулись.
25.
Теперь я приходила к Барту каждое утро. В первое время это была просто возможность увидеть Айгера, который тоже начинал день со встречи с сыном. Единственная возможность, кроме ужинов, где я находилась далеко от него и среди толпы народу. В детской мы были одни – не считая няни и, конечно, Барта. Несколько минут я стояла в дверях и смотрела на них.