Тетерев мечты [сборник litres]

Роберт потягивал виски и смотрел на подвешенный к потолку телевизор. По экрану носились хоккеисты, задорно кричал в микрофон комментатор, с уст бармена-болельщика считывался матерный шёпот. Телефон Роберта заиграл классикой, на экране высветилось имя Элина и её пошловатое фото с розовыми тюльпанами. Роберт отодвинул мобильный и перевернул его экраном вниз.

– Расстроил девушку, – говорю. – Она к тебе с любовью, с открытым сердцем. И она интересная.

– Их много. И открытых, и интересных, и любвеобильных.

– Роберт! Скажи как на духу. Почему ты отвергаешь тонкую и хрупкую ладошку Эли?

– Не паясничай. Эля липкая, понимаешь?

– Потеет в смысле?

– Не смешно. Эля звонит мне по пятнадцать раз на дню.

Роберт тут же начал передразнивать Элину. Голос у Эли тонкий, интонации деланые.

– Котик, а что ты сейчас делаешь?

– Работаю.

– Ко-о-отик, ты чего такой грубый? Ты вредняшка, котик? Ты царап-царап?

– У меня важная встреча.

– Ну, ко-о-отик… А я перед зеркалом любуюсь собой в новых стрингах.

Представил Элю в стрингах. Ей бы подошли красные с кружевами и камушком.

– Эля в стрингах – это романтично, – говорю. – Бёдра широкие для стрингов и созданы.

– Какой на хер романтично?! Передо мной второй человек в Сведбанке по Восточной Европе, а она рассказывает, как жопой перед зеркалом крутит.

– Ну… там есть чем крутить. И ты стал раздражителен, Робби. Нельзя так реагировать на любящих женщин. Многие из них не видят грани между назойливостью и заботой. Эля из таких.

Роберт выпил, и в нём снова ожил голос Эли: «Котик, а мы поедем в субботу к моим родителям на дачу? Котик хочет стать барбекюшкой?» – «В субботу у меня преферанс в компании с отцом», – отвечаю. «Ко-о-отик, мамочка Асечка и папочка Боречка по тебе соскучились, котик. Ты их любимка и вкусняшка!» – «Передай им привет». – «Они тоже тебе передавали. Передавали привет и передавали, что ждут внуков. Они хотят няньки-масяньки с внучками. Уа-уа они хотят».

Мне стало смешно, и я не сдержался.

– Барбекюшкой, сука! Ты представляешь? Барбекюшкой, блядь! Я любимка и вкусняшка. А как иначе? Я её папу Борю отмазывал от братвы. Мудак со знаком качества. Ему ремонт сделали дорогущий и качественный, а он решил недоплатить.

– Да, папаша у неё знатный мудак. И мама не отстаёт. Она в гимназии Мамедова преподаёт. Изводит детей как гестаповка.

– Ну и как у таких родителей могло уродиться что-то путное?

На этой фразе я отправился в туалет. Роберт допивал второй виски. Теперь он сам решил излить душу. Вопросов я не задавал.

– Она звонит по 15 раз на дню! Котик, блядь! Я раз 50 просил не называть меня котиком. А ей не слышно, сука. Она хочет показать своё упрямство и власть. «Котик, а ты чего не звонишь?..», «Котик, а ты вчера так сухо похвалил мои куриные карманы…» Да потому что карманы у тебя на джинсах и пальто, а эти загнувшиеся в муках, пересушенные ошмётки спортивной курицы – это не карманы, а хуйня! «Котик, Илона сказала, что видела тебя с какой-то возрастной тёткой…» С тёткой возрастной меня Илона видела! Ирочке 32, рельеф, воспитание, губы натюрель, вся в собственном соку. И Илона, которая в 26 лет выглядит на 49 и вообще похожа на гомосека из «Модного разговора».

– Приговора, вообще-то, но это неважно. Не знал, что ты смотришь такие передачи, Робби.

– Я смотрю?! Это Эля смотрит. Смотрит и комментирует.

Роберт стал красным. Роберт уже не любил Элю, он её люто ненавидел. Роберт врубил все маховики самонакрутки. Маленькие человечки крутили механизмы ненависти.

– «Котик, твои розы завяли на второй день. Неужели ты дарил их не от души?..» Так она даже розы обрезать перед тем, как в вазу поставить, не может!

– Дима Монгол гол забил, – кивнул я на экран, а бар взорвался неимоверным грохотом.

– Да и похер! И на гол, и на Монгола! Я хочу жить комфортно! – кричал Роберт. – Я не хочу быть котиком, кисиком, сомиком и прочей уменьшительно-ласкательной тварью! А котлеты, блядь! Ну как можно сделать из мяса вулканизированную резину?! И ведь жрёт сама, давится. Делает вид, что вкусно, чтобы не признавать свою кулинарную немощность.

– Так скажи ей! – проорал я в ухо Роберту. – Гавкни на неё, в конце концов!

– Вот ты и гавкни! – коротко крикнул он в ответ, и мы заказали ещё.

Меня разбудил звонок: громкий, настойчивый, сверлящий. Рука автоматически поползла в сторону тумбочки с бокалом и не промахнулась. В голосе Эли звучал неделаный трагизм.

– Утро недоброе! Утро омерзительное и противное. Скажи, это всё правда?

– Что правда? – Глоток виски помог отлепить язык от нёба. Я даже представил те белые нити, что были разорваны каплями благородного напитка.

– Правда, что вы с Робертом уже три года являетесь прихожанами секты «Новое поколение» и ходите в свингер-клуб… в свингер-клуб «Махаон»… – зарыдала Эля. – Правда, что… что… что Роберт взял приз «Ходок года» в этом долбаном свингер-клубе, а три дня назад подал заявление в загс с какой-то Ирой, которая вся натюрель и прекрасна в позе наездницы?

– Почему ты плачешь, Эля? Разве стоит так убиваться по мелочам?