Тётушкино наследство

Зато перед глазами невольно возникал образ Всеволода. «Я дура, что могла сомневаться. Он такой привлекательный!» — Аня расплылась в блаженной улыбке.

Она с трудом собралась, отвела дочь, доехала до университета. Пары вела на полном автомате, мысли всё время возвращались к новому знакомому. «Хочу его поскорее увидеть! Не могу без него!» Внутри как будто распустилась пружина, и дышать стало легче. Боль ненадолго отступила, зато появилось сладостное томление, кружившее голову.

Отмахнувшись от Ивана и сбросив звонок от Наты, Аня набрала номер Всеволода:

— Привет! — она буквально дрожала от волнения.

— Добрый день! — от звука его голоса по телу побежали мурашки.

— Мы можем встретиться?

— Хорошо. В полпятого вечера, — он назвал адрес.

— Я буду. Любимый! — выдохнула Аня в трубку и закружилась от счастья. Она скоро увидит его! Ура!

Необходимость забрать из школы Ию воспринималось сегодня досадной помехой. Девочка очень удивилась странному поведению мамы, которая не проявила к дочери никакого интереса, не задала ни одного вопроса о том, как прошёл день. «Наверное, переживает из-за вчерашнего», — подумала малышка. Дома она вела себя, как мышка. Чем дальше, тем больше она пугалась: такой холодной и равнодушной она мать никогда не видела.

Около четырёх, кое-как закончив домашние дела, Аня заглянула к дочери в комнату:

— Вечер проведёшь одна. На ужин гречка с мясом. Кастрюля под моей подушкой. Справишься. Большая девочка.

— Да…

— Ну и умница.

Аня запела квартиру и побежала по лестнице вниз, дробно стуча каблучками парадных сапог. «Что я творю!? Я схожу с ума?» — её сознание пыталось пробиться через плотный красный туман, но женщину снова накрыла волна нежности и восхищения, когда перед внутренним взором нарисовался желанный образ, и все её существо потонуло в любовном тумане.

Ия, забравшись с ногами на подоконник, смотрела, как мама торопливо переходит дорогу.

— Мамочка! Вернись! — захныкала девочка. Она боялась не одиночества, поскольку не раз уже оставалась без взрослых на пару часов, дело было в другом: почему мама вела сегодня себя, как чужая? Это ужасно пугало Ию.

— Эй, ты чего?! — Тихон высунулся из ящика стола, — ой, чёрт!

Раздался треск ткани. Его рубаха зацепилась за что-то внутри и порвалась.

— Ятный ять! — заорал домовой, — у меня другой нет. Ий, ща шить будешь! Тащи нитки и прочие бабские прибамбасы.

— Я умею только пуговицу… Бабуля сказала, что на каникулах будем учиться всяким швам. А то мама так и не освоила ничего. Руконожка, а не человек.

— Вот я с вами попал! Я, что ж, драный ходить буду? — Тихон зарычал от возмущения, он отлично помнил наказ батюшки — хороший домовой всегда справно одет, умыт и сыт.

— Я знаю! — встрепенулась Ия и бросилась к большому пластиковому сундуку в ярких наклейках. При переезде решили не мелочиться, а взять детских вещей по максимуму. Среди кучи кукол и плюшевой живности девочка разыскала обезьянку, одетую в полосатую фуфайку и джинсовый комбинезончик, сняла одежду с игрушки и протянула Тихону.

— Мда! — хмыкнул тот, рассматривая вещи, — ладно! Пока сойдёт. А потом, может, ты в разум войдёшь, рукоделью обучишься.

Тихон не стал демонстрировать, что современная одёжка ему нравилась куда больше традиционной. Но батюшка даже помыслить не мог бы о таком безобразии. Он и телевизор ругал на чём свет стоит. И не раз лупил своего отрока, обнаружив того за просмотром передач или услышав от него новомодные словечки, кои не должен употреблять добропорядочный домовой.

— А булку ты принесла?

— Сегодня нет. Но есть каша с мясом. Пойдём на кухню.

Ия побежала в спальню, достала из-под подушки завёрнутую в полотенца кастрюльку и отнесла на кухню. Щедро отложила в глубокую миску.

Тишка, уже облачившийся в обновки, гордо восседал на коте. На ногах его красовались кеды, которые он стянул с большой собаки. На той были почему-то только обувь и короткая майка. «Ну и к чему псу башмаки?!» — решил домовой.

Ия в восторге захлопала в ладоши.

— Тебе очень идёт!

Гречка, йогурт, глазированный сырок и конфета насытили Тихона. Погладив себя по округлившемуся пузу, он отправился к зеркалу: собственное отражение ему нравилось. «Мир меняется, и мы меняемся вместе с ним», — вспомнился он фразу из какой-то передачи. «Ну а чё?! Я ж теперь городской!»

— Ий, ящик надо вытащить и проверить. У меня там эта… опочивальня, значит. Не хочу снова порвать одёжу.

Вместе они стали извлекать ящик из пазов: у одной девочки силы явно не хватало. Но из-за разницы в росте не сумели удержать, и он с глухим стуком упал на пол. Бумаги и карандаши веером рассыпались по всему ковру.

— Бес под руку толкнул — буркнул Тихон, переворачивая тяжеленный ящик. Дно перекосилось, и домовой увидел небольшую полость между досками.

— Опаньки! — засунул туда руку и вытащил на свет сложенный вчетверо плотный лист. Он слабо пах той самой магией, флёр которой домовой чувствовал в комнате. Тишка развернул бумагу. В углу карандашом было написано всего одно предложение «Чернильница дедушки Ленина». По телевизору это имя иногда мелькало, но давно, когда Тишка был совсем маленьким.