Тевтонский крест

Сыму все равно не переупрямить, если дело касается древнекитайского многомудрого бреда. Пусть уж стоит на своем и бредит себе дальше. Главное Бурцев уже уяснил: чтобы высвободить сейчас магическую силу арийской башни, требуется невиданная разрушительная мощь. Они ею не обладают – и точка.

– А еще нужно, чтобы какая-нибудь колдуна в другая места и время указалася путя для освобожденная магия ария, – добивал неуспокоившийся китаец. – И чтобы тама и здеся был ночь полной луны. Только тогда ша ци делай дырка в ци. А магия арийская колдуна делай вечная коридора через весь время и места. Эта сложная, Васлав. И не нам эта под силу.

– Сам вижу, – буркнул он. Старик его вконец запутал. Голова шла кругом и начинала побаливать. – Теперь вижу, что не для средних умов твоя ша ци и не по нашим возможностям. Ладно...

Он повернулся к дружине, вслушивавшейся в разговор, но мало что понимавшей.

– Все, обратной дороги нет, – угрюмо объявил соратникам Бурцев. – Будем сидеть здесь, пока не придут те, кто нас запер. Не думаю, что они заставят себя ждать.

– Да пусть только попробуют сунуться, – Освальд Добжиньский хрипел от ярости. – Первых двоих я беру на себя.

Ведрообразный топхельм добжинец держал в левой руке – тут и без шлема дышать тяжко. В правой руке рыцаря – меч наголо. Отточенная сталь с гудением рассекла спертый воздух. Освальд показывал темному окошку в маленькой дверце, что намерен драться до конца.

– Да погоди ты, не горячись, – поморщился Бурцев. – Первыми супостата встретят стрелами Бурангул и дядька Адам. Пусть встанут здесь – между дверью и теми воротами. Вот так, да. Остальные – у стен. Освальд, Збыслав, Дмитрий – справа. Я, Гаврила и Сыма Цзян – слева.

– А Ядвига? – спросил Освальд.

– Будет держаться за тобой. Если удастся прорваться – на месте не стоять. Прикрывайте лучников и Ядвигу – и бегом, куда я укажу. Латы скиньте. От невидимых стрел они вас не спасут, а бежать будет несподручно. Да и еще... Мои слова о том, что меня ни при каких обстоятельствах не должны взять живым, остаются в силе.

Брони и шеломы со звоном попадали на пол.

– Теперь – ждать, – вздохнул Бурцев.

– И долго? – Гаврила Алексич молодецки поигрывал булавой. Ну никак не мог смириться богатырь с заточением и вынужденным бездельем.

– Сколько нужно, – пробурчал Бурцев, – столько и подождем.

– И-эх! – Гаврила, что было сил, саданул булавой по стене.

Брызнули мелкие осколки бетона. И еще раз. И еще... Алексич остервенело крушил стену. Ладно уж, пускай пар выпустит, раз такая нетерпячка.

Наконец притомился сотник, отошел – недовольный, весь в цементной пыли. Преграда, увы, стояла незыблемо. А всех богатырских трудов хватило на небольшую вмятину в шершавой стене. Да, долго придется Алексичу долбиться. Извини, парень, но даже в тебе не наберется столько разрушительной энергии ша ци, чтоб совладать с такою стеночкой-то. Бетон – сразу видать – хорош. Из такого бетона небось доты строят. Такой бетон на обстрел тяжелой артиллерии рассчитан, а уж удары булавы выдержит и подавно.

Гаврила отдышался, встал у ангарных ворот. Гхакнул, размахнулся, громыхнул с плеча. Сталь загудела, но не поддалась.

Новгородец перешел к дверце. И ее испытал на прочность. Тщетно – та даже не вздрогнула. Следующий удар пришелся по смотровому оконцу. Ни трещинки! Толстое, по всей видимости, пуленепробиваемое стекло тоже выдержало. Но у невидимого наблюдателя за ним, кажется, сдали нервы.

– Стой, Гаврила! – рявкнул Бурцев.

Грохот прекратился. Алексич зыркнул налитыми кровью глазищами:

– Что еще?!

– Тихо!

Они замерли. Все.

Вслушивались в новый звук. Такого прежде не было. Едва слышное шипение доносилось откуда-то сверху, из-под потолка. Из угловых жалюзи. В свете лампы, в клубах цементной пыли было видно – внутрь накачивают... накачивают...

Газ! Так вот что это такое! Газовая камера! Обстоятельства изменились. Кто-то, вероятно, решил, что возиться с опасными пленниками – себе дороже. Кто-то пришел к выводу, что сможет обойтись без Бурцева и его спутников. Кто-то сделал ставку на Агделайду Краковскую и перестал нуждаться в «полковнике Исаеве». Кто-то решил избавиться от них. Просто и быстро.

Газ быстро заполнял помещение. Слишком быстро...

– Аделаида! – прохрипел Бурцев.

Это было последнее, что он сказал.

И о чем успел подумать.

Глава 21

А первое, что увидел Бурцев, разлепив глаза, была склонившаяся над ним фигура в черном монашеском одеянии. Чистилище, что ли? Вокруг плясали зловещие тени, порожденные танцем живого пламени. Или не чистилище, а что похуже? Но нет. Фигура придвинулась. Из-под громадного капюшона взирала знакомая физиономия – скорбная и глумливая одновременно. Но скорбь деланная. А ухмылка самая что ни на есть натуральная. Над ним попросту издевались. Отец Бенедикт!

Бурцев дернулся... А «никака», как говорит Сыма Цзян. Руки-ноги не слушались. Голова не поворачивалась. Сама по себе черепушка была тяжелой, словно ртутью набитой по самую макушку. Вот-вот, казалось, жидкий металл засочится из ушей. И еще чья-то железная хватка крепко держала за горло.