Тевтонский крест

Да, и канал, и прилегающие к нему улочки опустели на счет «пять». А пистолетная обойма? Бурцев осмотрел оружие. На коротком затворе, в его задней части, имелась типичная «вальтеровская» фишка – указатель наличия патрона в патроннике. Патрон наличествовал. Ну конечно. Семь штук израсходовано, а емкость магазина – восемь патронов. Один остался.

«Прямо как по заказу, – подумалось Бурцеву. – Последняя пуля – себе».

Глава 34

Первым делом Джеймс примерил сапоги кондотьера. Сапоги оказались немного великоваты, но в остальном... Новая, добротная и крепкая обувь на толстой надежной подошве. Изношенные ярловы сапожки Гаврилы смотрелись рядом с ней совсем уж убого.

Затем брави срезал с пояса «эллина» пухлый кошель. А закончил мародерство, сняв с шеи мертвеца золотой перстень на цепочке. Дорогая и увесистая штучка: такой печаткой заехать по морде – мало не покажется.

Бурцев попросил посмотреть заветное колечко. На золотой поверхности различил гравюрку изумительной работы – крылатый лев в мельчайших деталях. Даже перья прорисованы с невероятной четкостью.

– Вот он, тот самый хм... «похищенный» перстень дожа, – проронил Джеймс. – Теперь на обручение синьору Типоло потребуется другой. Впрочем, я думаю, замена уже готова.

– Обручение? У синьора Типоло есть невеста? – рассеянно осведомился Бурцев.

– О, нет. Он слишком стар для этого. Я говорю о сенсо – обряде обручения с морем, который должен состояться завтра.

– Обручение с морем? Это еще что за извращение?

– Местная традиция, – хмыкнул Джеймс. – Глупая, но венецианцы чтут ее свято. Каждый год дож Венеции выплывает в лагуну на парадной галере «Буцентавр» и опускает в воду свой золотой перстень, провозглашая от имени Венецианской республики что-то вроде: «О море, обручаюсь с тобой в знак неизменного и вечного владычества над тобой»[134]. Но хватит об этом. Нам нужно думать не о завтрашнем празднике, а о том, как уцелеть сегодня.

– Немцы? – Бурцев настороженно огляделся.

– Без своих летящих гондол немцы доберутся сюда не скоро. Они ведь еще не стали полновластными хозяевами этого города. А вот люди дожа...

Бурцев еще раз посмотрел вокруг. Окна и двери домов – закрыты. Вокруг – ни души. Напуганные стрельбой улочки замерли в тревожном ожидании. Только его дружинники бродили среди трупов – ребята подбирали венецианское оружие, да Ядвига хлопотала возле Збыслава. Здоровяк-литвин уже пришел в себя. Ощупывает шишку на затылке, что-то зло, невнятно цедит сквозь зубы. Ничего, жить будет. Такую черепушку рукоятью палаша не проломить.

– А что люди дожа, Джеймс? Кондотьер – вон он лежит, его молодчики разбежалась.

– Они вернутся... – заверил одноглазый убийца. – С новым предводителем вернутся, и довольно скоро.

– Думаешь? – Бурцев глянул в лицо, перетянутое мокрой черной повязкой.

– Уверен.

Кажется, брави знал, о чем говорит. Он вообще много чего знал, этот наемник. Только не особенно спешил делиться своими познаниями. До сих пор Бурцев вынужден был мириться с таким положением дел. Но теперь... нет, теперь этот номер не пройдет.

– Джеймс, а, похоже, тебя сегодня кинули по-крупному.

– Что? Кинули?

– Предали, говорю, тебя синьор Типоло и его гвардейцы. Отныне ты в одной гондоле с нами. Это во-первых. Во-вторых, ты мой должник. Если бы я не предупредил тебя, в твоей спине было бы сейчас две дыры размером с копейный наконечник.

– К чему ты клонишь? – Глаз Джезмонда Одноглазого чуть прищурился.

– Я хочу знать то, что известно тебе. Пришла пора объясниться до конца, Джеймс.

Брави медлил с ответом совсем недолго. Но заминка все же была очевидна.

– Ладно, давай объяснимся. Только быстро. Что именно тебя интересует?

– Почему люди дожа прибыли сюда с веревками? Почему начали вязать нас, даже не попытавшись договориться? Ты утверждал, будто мы нужны синьору Типоло как союзники. Но до сих пор я считал, что союзников встречают иначе. Или в Венеции так принято?

– Сознаюсь, я гм-м... несколько исказил факты. Чтобы не нервировать тебя и твоих друзей раньше времени. Дож, действительно, весьма заинтересован в союзе с любыми силами, которые представляют опасность для ордена Святой Марии и особенно – для Хранителей Гроба...

– Но?

– Но прежде чем вступить в контакт, синьор Типоло намерен досконально изучить потенциального союзника. Дож – разумный политик, он не любит неожиданностей и неопределенности. С отцом Бенедиктом и Хранителями Гроба синьор Типоло уже обжегся. Больше не желает.

– Ну и изучал бы себе на здоровье! Зачем вязать-то сразу?! Что, нельзя было просто побеседовать? Сели бы, выпили по бокальчику венецианского винца, как цивилизованные люди. Пообщались бы по душам. Задал бы твой синьор Типоло мучащие его вопросы, мы бы ответили...

– И вы бы сказали всю правду? Не будь наивным. Пленники под пытками расскажут больше, чем поведают по доброй воле гости и послы. А уж развязывать языки палачи синьора Типоло умеют не хуже пыточных мастеров отца Бенедикта.

– А вот один наш общий знакомый, – Бурцев указал взглядом на труп кондотьера, – говорил, будто дож больше не является полновластным хозяином своих тюрем.