That will never work. История создания Netflix, рассказанная ее основателем

После особенно изматывающего обсуждения я подошел к столу Джоэла Миера и похлопал его по плечу. Джоэл был моим директором по исследованиям и аналитике. В своей роли он должен был сочетать искусство и науку, аналитику и интуицию, и его внешность это подтверждала. С ростом 6 футов 4 дюйма[100] он мог бы смотреть на всех свысока, но держался мягко, что делало его доступным. В офисе, заполненным шортами и нестиранными футболками, Джоэл одевался словно университетский профессор: рубашки с воротничками на пуговицах, кардиганы, вельветовые брюки и черные оксфорды[101]. Он был чрезвычайно сдержан в своей речи и тщательно подбирал слова. Он был еще более вдумчивым слушателем, медленно и внимательно кивая даже на самые глупые высказывания, как будто сам был виноват в том, что не смог найти в них ничего гениального. Но его профессорские манеры скрывали острый ум и хулиганское чувство юмора. Джоэл любил хорошую шутку, – он был непревзойденным игроком в «монеты в фонтане» и обожал наполнять кухню Netflix наполовину съедобными деликатесами. Однажды он выставил миску с лиофилизированными бобами гарбанзо[102], что заставило разъяренного Митча Лоу закричать: «Ты чуть не сломал мне зуб, ублюдок!» Я все еще смеюсь, когда думаю об этом.

Сочетание мощного интеллекта Джоэла и юмора второкурсника сделало нас хорошими друзьями с самого первого дня.

Это случалось не так часто, но, когда выпадала возможность, мы с ним любили ускользнуть на обед в Black Watch, единственный дайв-бар[103] в Лос-Гатос, чтобы аккуратно «препарировать» наших коллег, – так что головы бессильно падали от смеха на залитый пивом стол.

«Как дела, босс?» – пробормотал Джоэл, едва оторвавшись от экрана. «К лучшему, – сказал я, выдав ритуальный ответ на наше обычное приветствие. Я повернул голову в сторону лестницы. – Пойдем, погуляем».

Ранее на этой неделе мы с Барри и Ридом собрали всех директоров Netflix и поделились с ними своими намерениями. Поскольку большинство сотрудников компании подчинялось напрямую этим директорам, они могли лучше знать, кто на самом деле тащит на себе всю работу, кто незаменим, а без кого можно легко обойтись. У меня вошло в привычку лениво прогуливаться с ними вокруг здания, вслух обсуждая каждого человека в отделе. Мне нужна была их помощь, потому что решить, кого уволить, было трудно.

Талант и незаменимость оказались самыми простыми качествами, которые необходимо было учесть.

Но было и то, что запутывало. Сколько внимания нужно уделить личным ситуациям? Что если сотрудница – единственная работающая в семье и недавно родила ребенка? Оставить ее или кого-то молодого, одинокого (но более талантливого)? А как насчет горстки семейных пар, работавших в Netflix? Не будет ли слишком жестоким уволить их обоих одновременно?

Джоэл, натягивая куртку, толкнул бедром входную дверь здания и присоединился ко мне на тротуаре. Не говоря ни слова, мы повернулись и начали петлю, кружа по часовой стрелке вокруг здания.

«Я тут подумал, босс», – начал Джоэл, как только мы оказались вне пределов слышимости сотрудника, выходящего из машины.

«Это всегда опасно», – ответил я. Джоэл улыбнулся и продолжил.

«Я знаю, что мы уже говорили об этом ПППВ, но мне не очень это подходит». ПППВ было сокращение от «последний пришел – первый на выход», означавшее что тех, кто был нанят последним и имел самый маленький стаж работы, увольняли первыми. Мы позаимствовали этот термин, который обычно относился к библиотеке дисков. Несмотря на то что ПППВ не обязательно соотносился с талантом, он коррелировал с опытом работы и в какой-то степени заставлял людей понять, что была рациональная основа в процессе, который часто воспринимался как совершенно случайный.

«Мне не нравится Кайл, – наконец сказал Джоэл. – Он определенно не следующий в очереди по стажу. Но его отношение…» – Джоэл не закончил мысль. Я хорошо понимал, что он имел в виду. На аналитических совещаниях, которые мы периодически проводили и где собирали людей из разных направлений компании, чтобы побороть сложные проблемы, Кайл последовательно доказывал, что он… как бы это сказать… трудный.

В Netflix в несогласии не было ничего криминального. На самом деле, несогласие было критическим компонентом в нашей культуре предельной честности. Мы уважали нонкомформизм, потому что поощряли энергичные споры.

На собраниях Netflix не было старшинства, и мнение определенного сотрудника не считалось более ценным из-за его должности, возраста или зарплаты.