Читаем The Book-Makers полностью

То, что поступает в переплетную мастерскую Уилдгуза - "Deliured", как гласит ежедневник Бодлиана, - это не стопка из десяти книг, а листы со свежей печатью, возможно, сложенные в плоскую стопку или свернутые в рулон. Медленный процесс, который выполняет Вилдгуз, был бы практически таким же для любого переплетчика с XV по XVIII век. В первую очередь Вилдгуз проверяет, нет ли недостающих или бракованных листов: это очень важно для предотвращения последующих обвинений в некачественной работе, которые часто звучали. На самом деле Верней написал "Imperf." рядом с записью седьмой книги в списке Вилдгуза, "Театра чести и рыцарства" Андре Фавина. Экземпляр Вилдгуза больше не хранится в библиотеке - вероятно, Бодлеан продал его, когда в 1659 году великий ученый-юрист Джон Селден получил в дар книгу с тем же названием, - поэтому мы не можем с уверенностью сказать о характере дефекта, но, скорее всего, он свидетельствует о недостающих листах, а не о дефектах переплета. Просканировав отсутствующие листы, Вилдгуз проверяет, не нужно ли аннулировать (или вычеркнуть) и заменить страницы - такие листы помечены прорезью - и не нужно ли вставить гравюры или карты. Вилдгуз складывает листы в квиры, или секции, обращая внимание на заглавные слова (первое слово страницы, напечатанное в конце предыдущей страницы), чтобы убедиться в последовательности, и раскладывает эти стопки рядом в правильном порядке. На этом этапе книга не представляет собой физического целого - в реальном смысле это вообще не книга - а распределенная серия разделов, разложенных на столе, части которой еще не сложились в единое целое. Вилдгуз бьет по этим секциям тяжелым 10-фунтовым молотком, чтобы расправить и упорядочить бумагу: возможно, как и Барнс, он использует "два молотка" и "один камень для битья". На этом этапе отношения Вилдгуза с книгой становятся настолько физическими и громкими, насколько это вообще возможно: на иллюстрациях переплетных работ того периода изображен второй рабочий, наносящий удары в отдельной комнате, из-за шума. Эти отбитые части помещаются вместе в то, что в инвентарной описи Барнса названо, с ласковой тавтологией, "большим прессованием", чтобы придать книге - или тому, что в какой-то момент скоро (но еще не совсем) станет книгой - регулярность. Сложенные, сбитые, спрессованные секции затем сшиваются, в них вставляются листы и карты. Затем Wildgoose добавляет концевые листы, которые вставляются спереди и сзади, чтобы защитить текст, когда он прижимается к доскам. Особенность оксфордских переплетчиков в том, что они используют фрагменты старых, ненужных печатных книг - таких, как фрагмент книги Уинкина де Ворда, который мы видели в начале главы 1, - а иногда и рукописи, разбросанные после распада монастырей, и тексты, ныне вышедшие из моды, - для внутренней отделки передней (или верхней) и задней (или нижней) досок. (Отсюда, к изумлению современных глаз, средневековый рукописный комментарий к Аристотелю, разорванный и использованный для набивки печатной книги 1631 года о Евангелиях). У Вилдгуза под рукой есть старая латинская книга 1480-х годов, которую он купил почти за бесценок, чтобы использовать в качестве отходов. Он вырывает страницы и, когда придет время, приклеивает их на внутреннюю сторону передней и задней досок. (Мраморированные концевые обои начали использоваться в Англии только через десять лет, когда их начали импортировать в основном из Франции, и даже тогда они использовались только для более дорогих работ; в переплетах, заказанных Бодлианом, их никогда бы не было, даже в 1680 году).

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное