Луи стоит успокоиться, иначе на церемонию его привезут на каталке, потому что его пульс слишком частый от тех картинок, что он представляет в своей голове.
Похоже, Луи не так уж и не заботит все это, как он думал, и Гарри хихикает от его сконфуженного выражения лица.
— Теперь ты больше похож на того Луи, которого я знаю, — смеется он. — Но не волнуйся, любимый. Если ты каким-то образом сможешь бросить в них стул, я встану, и брошу еще один. И мы оба больше никогда в жизни не получим свои Оскары.
— И они говорят, что романтика умирает, — бормочет Луи и щипает Гарри за бок, поощряя его.
Луи знает, что конкуренция слишком высока и что победа в итоге окажется слишком сладка, но он рад, что есть хотя бы один человек на планете, который будет расстроен так же, как он, если он проиграет, и Гарри гипотетически рискует попасть в американскую тюрьму из-за него. Это значит для него так же много, как и его новая блестящая звезда на Голливудском бульваре.
— А что насчет тебя? — спрашивает у него Луи через какое-то время. — Что будешь делать, если все-таки выиграешь? Ты уже написал себе речь, мистер сердцеед? — дразнится он.
Луи писал и редактировал свой текст несколько недель, и за все это время он ни разу не видел, как Гарри брал в руку ручку, и знал, что он, похоже, не будет этого делать. Его подозрения подтверждаются, когда его парень беззаботно пожимает плечами.
— Я очень плох в таких вещах. Думаю, я просто поддамся эмоциям и скажу все, что почувствую, если все-таки выйду на сцену. Все будет нормально, — сказал он и снова лег, опустив голову на грудь Луи.
Луи не удивлен тому, как именно Гарри относится к своей номинации на самую престижную награду в их профессии. Он качает головой и смеется над безразличием двадцатидвухлетнего парня, который сейчас мирно лежит на нем сверху.
— Ты безнадежен, знаешь это, Хаз?
Гарри ничего не делает, а просто скалится на него снизу и отвечает:
— Ага, безнадежно влюблен.
Луи даже не пытается ущипнуть его за такие слова, потому что они ужасны, но теперь он понимает и принимает шутки Гарри такими, какие они есть.
***
У Луи чуть не останавливается сердце, когда Найл забирает пульт и начинает беспорядочно переключать каналы.
— Что? — спрашивает он, когда Луи начинает вздыхать так, будто случилось что-то ужасное.
— Какого черта ты делаешь? — кричит Луи, нависая над Найлом, что парень чуть ли не теряет сознание. Он просто моргает, пока сотни различных каналов продолжают мелькать на гигантском экране.
— Эм, я пытаюсь найти что-нибудь интересненькое. Мы уже несколько часов смотрим какую-то ерунду, — говорит он и ставит на паузу один футбольный матч.
— Верни обратно на премию Оскара! — требует Луи, чувствуя, как прерывисто бьется его сердце из-за того, что он не может видеть и слышать, как люди обсуждают сегодняшнее событие.
Луи нужно слышать последние сплетни о кандидатах на Оскар. Он должен знать, что говорят люди, за кого они болеют, но делать это, когда Хоран постоянно меняет канал, невозможно.
Лиам тут же высовывает свою голову в гостиную и встает на защиту Найла, когда слышит крики Луи.
— Эй, сумасшедший, не мог бы ты хотя бы на пять минут успокоиться со своим дерьмовым ритуалом? Оставь всех в покое, — взглядом предупреждает Лиам, и это довольно пугающе. Он прекращает попытки выхватить у Найла пульт, когда Лиам начинает на него щуриться.
У Луи нет никаких странных ритуалов, он просто делает определенные вещи в определенном порядке весь день перед премией, например, пьет чай из своей счастливой кружки с золотой ручкой или весь день смотрит различные выпуски об Оскаре в своих счастливый носках с золотыми нитками. Люди — существа привычки, так что эти все вещи для него вполне нормальны. Все остальные просто должны заткнуться и помочь ему воплотить в жизнь все традиции, и, в первую очередь, не переключать этот гребаный канал.
Найл закатывает глаза и переключает телевизор обратно к интервьюеру около входа в театр Кодак, потому что Луи выглядит так, будто рушится весь его мир. И потому, что Найл самый прекрасный человек, когда-либо существовавший в мире, он возвращает Луи пульт и следующие десять минут смотрит на экран так, как будто техника сейчас сама лично его оскорбила.
— Что с тобой, Ни? — спрашивает Гарри, вернувшись после обеда вместе со своей матерью и отчимом. Луи чувствует, как Найл прожигает его взглядом.
— Похоже, сегодня в этом доме запрещено все, кроме золота и дерьмового Оскара, — бурчит он.
Гарри удивленно поднимает брови в сторону Луи, находя его на том же месте, на котором он оставил его почти час назад.
— Лу, ты все еще смотришь это дерьмо? — спрашивает он.
— Я сказал ему то же самое, — бормочет рядом Найл.
— Он не встает с этого дивана с самого утра, — говорит мать Луи, проходя мимо и целуя сына в щеку. Луи закатывает глаза и борется с желанием стереть след от поцелуя, добавляя громкости, чтобы никого не слышать.