The Cold War

С этим было связано и скромное влияние диссидентов, особенно в Российской Федерации, основной части Советского Союза. Хотя иностранные комментаторы проявляли значительный интерес, инакомыслие там не набрало оборотов и не превратилось в оппозицию. Эта неудача стала отражением характера российской общественной культуры, доминирующей роли коммунистической партии в образовании и среди рабочих, эффективности репрессий и заметной степени антиинтеллектуализма. К последнему относится и устойчивый и сильный антисемитизм: многие диссиденты были евреями. Советское правительство начало выборочно внедрять антисемитизм во время Второй мировой войны, затем он стал более настойчивым в конце 1940-х - начале 1960-х годов, и очень усилился после победы Израиля в Шестидневной войне в 1967 году. Конечно, Россия не шла ни в какое сравнение со значительным влиянием оппозиционной интеллигенции в Чехословакии, не говоря уже о Польше. В каждом случае интеллигенция выражала ту степень национализма, которая была совместима с ее призывами к реформированию коммунизма. Среди советской элиты к середине 1980-х годов возникло ощущение необходимости перемен, что объясняет, почему Горбачев не был смещен возмущенным Политбюро, как это случилось в 1964 году с Хрущевым, и как можно было бы ожидать в противном случае. Он не был выходцем из КГБ, он был мало связан с военными и не имел тесных связей с оставшимися представителями предыдущих поколений политиков. Тем не менее критики горбачевских преобразований были отодвинуты на второй план. Так, в 1985 году Горбачев уволил Николая Байбакова, сталиниста, который возглавлял Госплан с 1965 года, а до этого служил Сталину в качестве министра нефтяной промышленности, важнейшего министерства. Поколение Байбакова, которое доминировало в министерствах с 1940-х годов, теперь было вытеснено и не могло выйти за рамки критики Горбачева. Не привыкшие к нападкам со стороны руководства, партийные идеологи были вынуждены перейти в оборону, и это сыграло важную роль как в фундаментальном расколе внутри коммунистической партии, так и в потере ее легитимности.

Это заставляет задуматься о том, смог бы лидер с иными взглядами, чем Горбачев, сохранить советскую систему, как полагают некоторые комментаторы. В Китае народные волнения были жестоко подавлены. Однако Горбачев считал либерализм необходимым для укрепления Советского Союза, и он был готов публично доказывать это, настаивая на "социалистическом плюрализме" в 1987 году и убеждая партийную конференцию в следующем году поддержать подлинно конкурентные выборы в законодательный орган, независимый от исполнительной власти. Эти выборы предполагали, что коммунисты смогут конкурировать друг с другом и проводить разную политику. Это был отказ от ленинской идеи демократического централизма в пользу того, что Горбачев в 1990 году назвал "политическим плюрализмом". Его публичный отказ от непогрешимости партии в феврале 1990 года означал, что советская коммунистическая партия теперь стала меньшевистской или парламентской марксистской партией, как (ранее) немецкая СДПГ (Социал-демократическая партия). Поддержка Горбачевым реальной системы сдержек и противовесов и верховенства закона порывали с авторитарным наследием коммунистического правления. Также как и его радикальное ослабление цензуры, которое позволило гораздо легче подвергать сомнению марксизм-ленинизм, что быстро привело к последствиям, которых ни он, ни большинство других не ожидали.