The Cold War

Основные изменения в политике Горбачева были связаны с внутренней политикой, поскольку он стремился модернизировать коммунизм путем проведения реформ; но он также стремился занять менее агрессивную и конфронтационную позицию на международной арене. Осознавая, что Советский Союз и коммунистическое дело сталкиваются с трудностями, Горбачев поместил их в марксистский контекст, в котором напряженность глобального капитализма казалась очевидной. Понятие прогрессирующих кризисов в капиталистическом строе оставалось сильным среди коммунистических мыслителей, и Горбачев был уверен, что эти экономические и социальные кризисы приведут к политическому соперничеству на Западе, ослабят США и помогут Советскому Союзу. Более того, Горбачев изначально настаивал на более скоординированном и успешном подходе в Третий мир, основанный не на отказе от советских обязательств, а на соответствующей политике союзников в сочетании с расстановкой приоритетов Советским Союзом. Такой подход означал более жесткое бюджетирование, поскольку советское правительство больше не могло позволить себе все свои зарубежные обязательства. Такая расстановка приоритетов отчасти обусловила решение о выводе войск из Афганистана. Поэтому было бы ошибочно использовать этот (возможный) вывод войск для того, чтобы предположить, что Горбачев не желал защищать зарубежные советские интересы и союзников. Так, в 1985 году, в ответ на американское торговое эмбарго Никарагуа, Горбачев увеличил экономическую помощь Никарагуа и пообещал Кубе помощь, если она поддержит Никарагуа против американского военного нападения. Кроме того, вскоре после его прихода к власти советские самолеты вторглись в воздушное пространство Пакистана.

Политика реформ горбачевского правительства была, по сути, его собственной попыткой создать то, что в 1968 году, ссылаясь на Дубчека и Чехословакию, было названо "социализмом с человеческим лицом". Мнимая пропаганда коммунистического прогресса, однако, способствовала тому, что эта политика непреднамеренно разрушила коммунизм в Восточной Европе и Советском Союзе, а также советское государство. На очередном этапе попыток поднять советский уровень жизни и тем самым повысить эффективность советской идеологии оказалось невозможным внедрить рыночную ответственность в плановую экономику. Потребительство было для советского правительства западной буржуазной концепцией, но, тем не менее, было желание завоевать поддержку населения экономическими средствами. Усилия 1985 года по проведению экономических и политических реформ, однако, столкнулись со структурной экономической и фискальной слабостью советской системы, не в последнюю очередь с предпочтением контроля в противовес любой системе цен, отражающей стоимость и доступность. Кроме того, посткоммунистический демонтаж старой командной экономики должен был обнажить неконкурентоспособный характер большей части советской промышленности, как отдельных предприятий, так и экономики в целом. К 1985 году для производства одной тонны стали в Советском Союзе требовалось в три раза больше электроэнергии, чем у западных немцев, и как минимум в два раза больше времени (то есть труда), чем в Западной Германии и США. Советская экономическая неэффективность и издержки привели к моменту истины, с которым Горбачев столкнулся в середине 1980-х годов

Оценка советской экономики, да и всей холодной войны в целом, сталкивается с проблемой телеологии: заставить результат казаться неизбежным. Как ни странно, такой подход был характерен для коммунистической мысли. Однако на практике он сопровождался полной неспособностью предсказать конечные результаты или понять происходящие процессы и изменения. Все это подтвердилось с распадом коммунистического блока. Однако, какова бы ни была уверенность в оценках, вытекающих из конечного краха, существуют проблемы с любым аргументом о том, что Советский Союз не мог сохранить свое положение великой державы из-за нелиберальности своей экономики. Действительно, несмотря на то, что экономика не была капиталистической, ей удавалось производить достаточно материалов для поддержания советских военных в той степени, которая была необходима для превращения Советского Союза в великую державу. Их противники могли быть эффективными в случае войны, но сама численность советских войск вызывала серьезную стратегическую озабоченность на Западе. В более общем плане, объем советского производства (а не средства или эффективность его получения) был значительным; и советская ориентация на мощь государства, а не на богатство или благосостояние отдельного человека, не была неэффективной по своей сути. Акцент на ВНП на душу населения, который отражает как количество товаров, поставляемых на рынок, так и либеральные экономические взгляды на превосходство сравнительных преимуществ, не всегда оправдан, поскольку ВНП на душу населения не определяет силу. Россия, действительно, продемонстрировала это в XIX веке.