— Я в норме, — Саймон внимательно смотрит на неё, и она не понимает почему, пока он не начинает её осматривать. Кровотечения нигде нет, кроме как из порезов на ладонях. Гермиона догадывается, о чём он думает, и, несмотря на лёгкость в голове, дарующую столь неестественное спокойствие, её немедленно охватывает злость. Она не станет первой, кто отправляется в больницу, чтобы избежать участия в операции, вот только она никогда не будет в числе симулянтов.
Но Гермиона ничего не говорит и обхватывает портключ пальцами. Резко выдыхая, она вырывает его из кармана. Какое бы проклятье сейчас ни расползалось по её телу, у неё больше нет времени.
— Я люблю тебя.
От слов Джинни голова Гермионы дёргается, голубые глаза подруги наполняются слезами, и Гермиона выдавливает смешок:
— Со мной всё будет хорошо. Я же всегда в порядке.
День: 1456; Время: 23
Гермиона Грейнджер не в порядке.
Она не знала, сколько времени провела, дрейфуя на грани потери рассудка, сколько кричала, сколько зелий в неё влили силой, сколько заклинаний произнесли или насколько близко она была к смерти. Её разум превратился в месиво бесполезных обрывочных мыслей. Вокруг суетились целители, поддерживали в ней сознание ради большей точности своих манипуляций. Менялись лица и цвета, но боль оставалась прежней.
Мало-помалу Гермиона утрачивала связь с реальностью, пока в какой-то момент не дошла до самого края. Она почувствовала, будто что-то утягивает её сквозь кровать, туда, где терзающая резь притуплялась вместе с чувствами. Гермиона больше не обращала внимание ни на людей, ни на боль, ни на покрывавшие лицо зелья, выплеснувшиеся от криков. Вопли вокруг приглушились до шёпота, подступила тишина, и Гермиона всё поняла.
«Это смерть, — подумала она. — Умирание». Ей казалось, будто нечто отщипывало по кусочку от того, что когда-то было ею. Воровало её саму у собственного разума, эмоций, воспоминаний. Надвигалась серость, в которой не оказалось никого. Ни Невилла, ни Фреда, ни Дамблдора, чтобы куда-то её отвести. В этот самый момент, в конце её жизни, ни один человек не склонился над ней с просьбами о возвращении. В голове не звучали ничьи голоса, перед внутренним взором не проносились воспоминания, не было даже лестницы с ангелами.
Не было ничего, кроме обещания утраты всего. Она ещё никогда не испытывала подобного одиночества, не понимала, что же это такое, пока не начала умирать. В финале пути не было ни друзей, ни членов семьи, которые бы умоляли её бороться, — была только лишь она сама.
День: 1457; Время: 20
Она просыпается в темноте больничной палаты. Вокруг царит тишина.
День: 1458; Время: 14
На прикроватной тумбочке лежит записка и фотография. Гермиона, Лаванда и Невилл сидят на диване и смеются. Возвышающийся за их спинами Драко с ужасом смотрит на экран. Дин, Симус и Колин валяются на полу, делая вид, что их сейчас вырвет. Они тогда смотрели какую-то романтическую комедию, и такая реакция была спровоцирована решающей сценой признания в любви, оказавшейся до ужаса сентиментальной.
Малфой попросил меня передать тебе это. У меня в доме есть снимки лучше, но я не смог туда вернуться. Не знаю, зачем тебе могло это понадобиться, но… Прости, у нас не было возможности остаться. Приказы. Я не хочу знать, как близко ты была в этот раз. Я тебя люблю. Скоро увидимся, Гарри. И приписка другим почерком, и мы.
Драко знал, каково это: быть при смерти. Гермиона задаётся вопросом: испытывал ли он то самое чувство, мучаясь которым, она умудряется заснуть, лишь накачавшись обезболивающим? То ошеломляющее ощущение одиночества. Зачем бы тогда он передал ей эту карточку, этот застывший момент смеха и дружбы? Почему хотел, чтобы она помнила?
Она прижимает фотографию к груди.
День: 1460; Время: 10
Ночью разыгрывается гроза. Мир за стеклом намокает, все цвета становятся темнее. Вчера за окном висело четыре листочка, сегодня же остался только один — почему-то самый маленький.
Гермиона опускает глаза на матрас, переводит взгляд на календарь, затем снова на одинокий лист. «Четыре года», — думает она, пробегая пальцами по краю больничной простыни. Другой рукой она стискивает фотографию, по-прежнему прижатую к груди. Четыре года её жизни, четыре года войны. «Это всего лишь время, — сказал ей как-то Драко. — Кажется, будто прошло десятилетие. Но цифры не имеют значения. Это всего лишь время». Но время — это всё, время — это их существование.
Четыре года, и осознание этого наваливается на Гермиону, будто неподъёмная тяжесть океана.
День: 1461; Время: 15