Американцы также начали задавать себе более глубокие вопросы, касавшиеся того особого типа капитализма, который был у них прежде. Что такое американский капитализм в свете экономики, в которой все бо́льшую роль играют услуги? Что теперь производит Америка? Может ли самая мощная экономика мира действительно отказаться от грязи и пыли, неизбежных при производстве материальных вещей, и заниматься исключительно финансированием и раздачей другим рекомендаций, как делать то же самое? Enron стала высшей точкой капитализма, оторванного от материального производства. И крах этой хьюстонской компании вызвал широкую идеологическую дискуссию о роли, которую должен играть бизнес в жизни общества. Дискуссия продолжается и сегодня.
Например, истоки Уолл-стрит в теории хороши: Уолл-стрит способствовала встрече людей, у которых были деньги, с людьми, которые использовали деньги. Но к 2011 году извращенную структуру международных финансов очень многие стали рассматривать как тормоз, а не ускоритель системы. Взяв реальную экономику в заложницы, финансовый сектор вверг всю глобальную экономику в хаос. Сравнивая консалтинг с финансовой отраслью, можно сказать, что в теории и истоки консалтинга хороши. Консалтинг помогает руководителям находить ответы на трудные вопросы и приводит к крайне необходимым изменениям. Но когда число консультантов начинает превосходить число тех, кто пользуется рекомендациями консультантов, система приобретает опасный крен и движется в неверном направлении. Авторы всех упомянутых выше книг задавались вопросом, не стал ли консалтинг в целом (и McKinsey как знаменосец консалтинга) скорее тормозом, а не фактором, изменяющим правила игры.
В примечательной статье, опубликованной в журнале New Yorker в 1999 году под заголовком «Дети в конференц-зале», Николас Леманн поставил вопрос, не являются ли ошеломляющие успехи McKinsey свидетельством того, что США, «в сущности, решили посвятить лучшие научные умы проекту совершенствования, рационализации крупного бизнеса». Этот вопрос остается актуальным и сегодня. Если в занятии коммерцией больше нет ничего зазорного (а McKinsey именно коммерцией и занимается, хотя клянется в верности профессионализму), то почему в сам бизнес не идет больше обладателей степени MBA? Ведь основной поток таких специалистов идет в отрасли, поддерживающие бизнес, – в финансовый сектор или в консалтинг. Если довести это рассуждение до логического конца, то получим вопрос: если все станут консультантами, то кому они будут давать рекомендации?
Леманн также рассмотрел то, что он считает, в конечном счете, главной ложью, заложенной в самую суть метода и деятельности McKinsey. «На самом деле, метод McKinsey не имеет отношения к бизнесу, – писал Леманн. – Это хаотизация мира, явленная интеллигентному и дисциплинированному уму. Вас обучают на протяжении всей жизни, и это окупается: наконец-то вам разрешают что-то делать. У вас есть универсальная способность разбираться в хаосе и объяснять его людям. По правде говоря, это скорее симулякр интеллектуального мастерства, нежели само интеллектуальное мастерство, но важнее всего, как эта способность воспринимается. А воспринимают ее так, словно людям, обладающим ею, дали универсальную отмычку».[440]
В июле 2002 года в New Yorker появилась еще одна статья, ставшая новой атакой на последние иллюзии относительно культа MBA и, говоря в более широком смысле, культа McKinsey. Статья «Миф о талантах», написанная обозревателем культурной жизни Малкольмом Гладуэллом, завершалась выводом: McKinsey обманула самое себя, заставив фирму покупать собственную чепуху. «Консультанты McKinsey, – писал Гладуэлл, – проповедовали в Enron то, что думали о самих себе».[441]
Сосредоточившись на Enron, Гладуэлл проявлял беспокойство по поводу превратившейся в манию погони за «талантами», которая распространилась далеко за пределы отношений McKinsey и Enron. Исследование «Война за таланты», опубликованное McKinsey в 1997 году, спровоцировало безумную гонку за дополнением работы кадровых отделов новой (и сомнительной) функцией – управлением талантами. В простейшем виде идея управления талантами сводится к следующему: необходимо стремительно продвигать по службе талантливых сотрудников (какой бы смысл ни вкладывали в определение «талантливые»), побуждать их мыслить вне рамок и платить им больше, чем они заслуживают. Консультант фирмы Ричард Фостер в книге «Созидательное разрушение» приводит слова одного из сотрудников Enron: «Мы берем на работу очень умных людей и платим им больше, чем они, по их же собственному мнению, стоят». Это было не что иное, как теория, на практике сошедшая с ума. Как с кривой ухмылкой отозвался о сотрудниках Enron Гладуэлл, «им никогда не приходило в голову, что если все должны мыслить вне рамок, возможно, эти самые рамки нуждаются в ремонте».[442]