The Graet Sea

Евреи и христиане также сталкивались на поверхности Средиземного моря. Там были еврейские судовладельцы. Среди портов, посещаемых евреями, была и Газа. Раввины спорили о том, могут ли евреи Газы принимать участие в местной ярмарке, проводившейся в честь греческого бога, - спор, который еще раз показывает, как нечетки были границы между еврейскими и языческими общинами в позднеэллинистическом и римском мире.13 Тем не менее, некоторые приморские евреи были очень щепетильны в соблюдении правил. В 404 году епископ из Малой Азии приплыл к своей кафедре из Александрии, где у иудеев была своя гильдия навикуляриев, и они владели и управляли большим количеством кораблей. Капитана этого корабля звали Амарантус, и он и его команда были евреями, которых епископ высмеивал; он опасался за свою жизнь, когда капитан пустил корабль в дрейф после наступления ночи в пятницу. Это был канун субботы, и ему разрешалось (по его словам) управлять кораблем только тогда, когда пассажирам угрожала опасность для жизни. В этом случае практически все еврейские законы могли быть отменены. Все, что сообщается о корабле, заставляет задуматься о том, как он вообще появился: такелаж был сломан, поэтому паруса нельзя было развернуть; капитан продал запасной якорь. В тот же период дискуссии раввинов, записанные в Талмуде, свидетельствуют о том, что евреи уже вполне привыкли пересекать Великое море. Помимо рассмотрения вопросов торгового права, они обсуждали, разрешено ли евреям путешествовать по морю в субботу и какие действия допустимы в день отдыха (например, зачерпнуть воды или даже прогуляться по палубе корабля).14

 

III

 

Традиционно считается, что обращение Константина в христианство последовало за его победой над соперником Максенцием в битве на Мильвийском мосту под Римом в октябре 312 года; ему потребовалось еще тринадцать лет, чтобы утвердиться в качестве единоличного хозяина Римской империи. Фактически он крестился только на смертном одре в 337 году, но Миланский эдикт 313 года отменил запрет на христианское богослужение, и Новый Рим, который он основал в Константинополе, должен был стать христианским городом, незапятнанным языческими храмами. Он председательствовал на спорном церковном соборе в Никее в 325 году, который пытался разрешить сложные богословские вопросы о природе Троицы при посредничестве императора (не богослова); результатом стал дальнейший раскол в уже разделенной Церкви, хотя Никейский Символ веры впоследствии стал основой ортодоксального христианства. Он считал себя "епископом тех, кто вне Церкви"; но он также был pontifex maximus, первосвященником империи. То ли осознавая, что религиозные изменения должны быть постепенными, то ли в силу собственного смешения языческих и христианских идей, Константин уделял внимание как языческим, так и христианским обычаям, даже - как ни странно - в церемониях посвящения Нового Рима, где крест Христа был помещен над колесницей бога-солнца. В Старом Риме его богато украшенная триумфальная арка, которая стоит до сих пор, не содержит никаких упоминаний о его новой вере, к которой, во всяком случае, сенаторы относились отрицательно. Но он также заложил фундамент великой христианской базилики, посвященной Святому Петру, безжалостно перерезав языческое кладбище, которое теперь лежит под ренессансным мушкетоном собора Святого Петра. Чтобы продолжить изучение противоречий: на его монетах была надпись SOL INVICTVS, "непобежденное солнце". Он запретил под страхом смерти частное использование харуспиков, этрусских прорицателей, которые читали внутренности жертвенных зверей, и одновременно потребовал, чтобы к харуспикам обращались, если молния ударит в императорский дворец в Риме. Были попытки объединить язычников и христиан: армии было приказано использовать молитву, обращенную к богу, который принес императору и его богобоязненным сыновьям победу, не уточняя, кто этот бог. Были и практические причины действовать медленно: поклонение императору было хорошо развито, и правитель, который провел почти двадцать лет в борьбе за власть, не мог освободить своих языческих последователей от культа, ярко выражавшего их преданность обожествленному императору.15