The Graet Sea

Пелопоннесская война привела к превращению Эгейского моря из афинского в спартанское озеро. Однако эта война также имела жестокие последствия в Адриатике и на Сицилии. Это была война, в которой имперские амбиции фатально переплелись с экономическими вопросами, прежде всего с вопросом о том, кто будет контролировать пути поставок зерна в Афины и другие города из Сицилии, Эгейского и Черного морей. И все же к концу IV века до н. э. эпоха городов-государств подошла к концу; политическая и экономическая география восточного Средиземноморья, включая зерновые потоки, решительно изменилась после завоеваний македонского царя, одержимого идеей собственной божественности. Более того, именно на западе развернется следующая великая борьба за господство в водах Средиземноморья, так как Карфаген начал сталкиваться с все более серьезными соперниками своей региональной гегемонии. Два города на побережье Африки, Карфаген и Александрия, доминировали в политической и культурной истории Средиземноморья на протяжении следующих двух столетий.

 

 

Маяк Средиземноморья, 350 г. до н. э. - 100 г. до н. э.

 

I

 

В 333 году до н. э. Александр III, царь Македонии, к претензиям которого на греческое происхождение в Афинах относились с некоторым скептицизмом, отомстил персидским царям, которые представляли такую угрозу для Греции в прошлые века, разгромив огромную персидскую армию в битве при Иссосе, за Киликийскими воротами. Однако он не стал преследовать персидского царя Дария III в персидском сердце. Он прекрасно понимал необходимость нейтрализации персидской власти на берегах Средиземного моря и отправился на юг через Сирию и Палестину, где безжалостно захватил финикийские города, которые в прошлом снабжали Персию флотом; Тир сопротивлялся ему семь месяцев, к его ярости, даже после того, как он построил огромный мол, который навсегда соединил островной город с материком. Когда он захватил Тир, большинство его жителей были убиты, обращены в рабство или распяты.1 Он обошел Иерусалим, выбрав дорогу через Газу, поскольку его настоящей целью на этом этапе был Египет, которым персидский сатрап правил почти 200 лет, со времен Камбиза, и завоевание этой земли изменило не только Египет, но и все восточное Средиземноморье. В результате его победы Египет был повернут лицом к Средиземноморью, а не к долине Нила.2 В 331 году до н. э. он решил основать город на самом северном краю Египта, на известняковом отроге, отделенном от аллювиальных земель внутренних районов пресноводным озером, - город рядом с Египтом, а не в самом Египте, о чем свидетельствует его название в поздних латинских документах как Alexandria ad Aegyptum, "Александрия на пути в [или "рядом с"] Египет". Это ощущение, что Александрия была скорее городом Средиземноморья, чем Египта, сохранялось на протяжении более двух тысячелетий, вплоть до изгнания иностранных общин в двадцатом веке. На протяжении большей части этого периода она была величайшим городом Средиземноморья.

Мотивы Александра, безусловно, включали в себя его собственное прославление.3 Он недавно был коронован как фараон в древней столице Нижнего Египта Мемфисе, а после посещения Александрии имел беседу с богом Зевсом Аммоном; впоследствии ему нравилось думать, что он сын этого бога, а не замечательного Филиппа II Македонского, чьи завоевания в Греции заложили основу империи Александра. Он был одержим произведениями Гомера, и (согласно Плутарху) Гомер являлся ему во сне и напоминал об отрывке из "Одиссеи", в котором описывался остров Фарос у берегов Египта, обладающий прекрасной гаванью. Он понимал потенциальную важность Александрии как центра торговли, и его биограф Арриан утверждает, что принимал непосредственное участие в ее планировании: к сожалению, под рукой не было достаточно мела, чтобы нарисовать на земле очертания городских стен, поэтому один из архитекторов Александра предложил использовать вместо него ячменную муку, хотя ее пришлось брать из запасов, которые везли с собой македонские солдаты. В итоге границы города обозначили стаи птиц, привлеченные мукой.4 Как и в других новых городах Средиземноморья, улицы были проложены в виде сетки, которая в значительной степени сохранилась до наших дней, хотя широкие проспекты ранней Александрии сильно сузились, и от древнего города выше ватерлинии мало что осталось - вообще ничего от города, каким он был в конце четвертого века до нашей эры. Исключительным был его масштаб: три мили (пять километров) с запада на восток и примерно половина этой длины с севера на юг: длинный, узкий город, по форме напоминавший греческий плащ, или хламиду5.5 Его гавани занимали видное место на планах, отделенные друг от друга длинным молом, который соединял новый город с островом Фарос, о котором говорил Гомер.