The History of Bones: A Memoir: A Memoir

На этом фестивале нет ни одной женщины. Я думала, что будут. У меня есть комната в этом лыжном домике, которую я должна делить с публицистом. Они навязали мне это в последнюю минуту, и я немного разозлилась. Публицист, Рид Рузвельт, достаточно милый парень, просто это не звездное обращение. Это - работа помощника режиссера, но именно это я всегда получал, когда Джим был главным.

Я сижу рядом с Вимом на просмотре фильма "Париж, Техас". Свет опускается, и он шепчет мне: "Нам пришлось вырезать сцену с губной гармошкой".

В фильме есть сцена, где я играю на губной гармошке по телефону с Настасьей Кински, сразу после того, как Гарри Дин Стэнтон покидает будку. Когда фильм шел в Каннах, он все еще был там, и я несколько раз вспоминал, что эта сцена великолепна. Что ей аплодировали. Я разочарован, что он ее вырезал.

 

 

Мы поднимаемся на подъемниках на вершину холма, чтобы провести пресс-конференцию. Снега нет, потому что сейчас август, и мне не нравится находиться в этой штуке с твердой землей в двадцати футах под моими болтающимися ногами.

Я начинаю казаться себе важной персоной. Стэн Брэкхейдж представляется мне. Затем Атол Фугард начинает что-то говорить мне. Я не понимаю, о чем говорит этот маленький человек, и язвительно отмахиваюсь. Кто-то говорит: "Джон, это Атол Фугард, тебе следует быть более почтительным".

Состоялась большая пресс-конференция. Я думаю, что это очень забавно - концептуальные вопросы, которые они задают Джиму и на которые он отвечает с прямым лицом.

Вернер Херцог встает. Он одет в ледерхозен. Он начинает разглагольствовать: "Джон Лури - самый естественный актер, которого я когда-либо видел! Когда Голливуд увидит Джона Лури, они придут в ужас! Они будут посрамлены своими фальшивыми актерами. Пол Ньюман и Роберт Редфорд побегут в горы!"

После пресс-конференции все бизнесмены и представители прессы спускаются на подъемнике, а все творческие люди - Вим, Вернер, Атол Фугард, Джим, я и кто угодно еще - решают идти пешком. Не знаю, по одной ли причине - из-за страха, но подозреваю, что да.

У меня такое чувство, что "Незнакомец" начинает жить своей собственной жизнью. Что чем бы ни был фильм, он уже не является таковым.

Пресса примазалась к нему, и на этом все закончилось.

23. Все девушки хотят увидеть мой пенис

 

Он должен был стать для меня прекрасным временем. Но почему-то это не так. Быть брошенным в такую славу очень неуравновешенно. В каком-то смысле это хуже для химии, чем наркотики. Ты хочешь внимания и обожания, это придает тебе бодрости, но редко приводит к чему-то реальному. Слава настигает вас отвратительными способами, со всех сторон, и нет никакого способа защитить себя, особенно если у вас нет ни гроша.

Но ты получаешь от этого кайф и очень хочешь, чтобы это продолжалось. "Кто-то в аэропорту не узнал меня. Я должен это исправить".

И теперь мою бедность трудно носить. Это не круто - быть знаменитым и не иметь средств, чтобы изолировать себя. Я иду по улице, немного похмельный, в рубашке, которую не успел постирать, и все меня знают. Они смотрят. И вот я уже на обложке журнала, который смотрит на меня со стеллажа у магазина. Кто я? Тот ли я человек, крутой и уверенный в себе, в чистой одежде, или этот несчастный, пытающийся пройтись по Второй авеню?

Тем летом, до выхода Stranger Than Paradise, я был с Лиз. Я действительно был с Лиз и не думал о других девушках. То, когда ты идешь по улице и даже не смотришь на привлекательных женщин, потому что твой механизм просто не включается от этого. У меня есть то, что я хочу, не нужно искать. Вы можете сидеть в ресторане на улице, и красивая задница проплывает в нескольких дюймах от вашего лица, так близко, что вы можете почувствовать ее запах, а вы даже не поворачиваете голову. Это, конечно, через месяцы, а иногда и годы, со временем проходит. У нас с Лиз также было понимание, что если я в разъездах с группой, то, конечно, буду встречаться с другими женщинами, и то же самое касается ее, пока меня нет.

Но теперь все девушки хотят увидеть мой пенис. Может быть, это как-то связано с тем, что на экране можно увидеть кого-то в десять раз больше своего обычного размера. Нет, дело не в этом, а в чем-то другом. Я не знаю, что это. Интересно, на каких жутких знаменитостей бросаются женщины? Может, на всех. Какая ужасная мысль.

Впервые я увидел этот взгляд у театра в Париже. Тем летом после Канн группа была в турне по Европе. В кинотеатре шел фильм Variety, и Бетт Гордон попросила меня прийти и сказать несколько слов после фильма в каком-то культурном месте.

Я беру такси и выхожу, но не могу понять, где находится театр. На улице стоит симпатичная молодая женщина с пуговицей, на которой написано, что она работает в этом заведении. Я говорю: "Извините". На ее лице мелькнула вспышка узнавания, и она открыла. Просто открывает.