Голдфайн стала брать исключительно клиентов с извращенной фантазией, различными фетишами и странными пристрастиями, не обращая внимания на то, как экстремальный секс сказывается на её здоровье. Бриттани пыталась её вразумить, но всё было тщетно — если Эмма видела на экране телефона незнакомый номер, то готова была нестись через весь город без трусов, попутно разрабатывая все свои отверстия, чтобы в них поместилось как можно больше членов и заменяющих их предметов.
Например, однажды её заказала группа из двенадцати студентов местного колледжа. Они пригласили её в отель, в хороший номер с огромной кроватью, и Эмма уже разочаровалась, подумав, что отделается классикой. Но не тут-то было. Парни привязали ее щиколотки к запястьям, чтобы открыть себе полный доступ к обеим дыркам, и по очереди оприходовали, причём так грубо, что даже привыкшая к жёсткому сексу Эмма орала от раздирающей боли. В конце оргии каждый кончил ей на лицо и сфотографировал на телефон, чтобы потом разместить гадкие фото в соцсетях, подписав их «Лучшая девушка в мире». Хорошенько отпинав её, и вдоволь наглумившись, садисты выбросили Эмму за руки и за ноги, словно мешок мусора, даже не дав ей одеться. В вышвырнутых следом вещах она нашла лишь полупустую сумочку, лифчик и мини-юбку и, постеснявшись звонить Бриттани, пошла домой прямо так, полуголой, со стрекающей по ногам смесью из крови и спермы.
В другой раз к ней в номер пришел приличный с виду мужчина, очень похожий на Клинта Перри, к тому же, имеющий созвучное имя — Кларк. Он любезно предупредил Эмму о том, что у него неприятный фетиш, на что она спокойно согласилась, не предполагая, что у клиента куда более извращенная фантазия, чем она может представить. Кларк залпом выпил полтора литра воды, подождал некоторое время, а потом занялся с Эммой анальным сексом, писая, при этом, прямо в нее. Когда рефлексы Голдфайн сработали, он, с удовольствием наблюдая за тем, как его моча действует, словно клизма, продолжил мочиться, только уже ей на лицо. За всё это отвратительное представление он кинул на пол скомканные двадцать долларов.
У Эммы потом три дня подряд болела голова и она уже думала, что, наконец-то, отмучается, но её организм был слишком молод и силён, чтобы сдаться просто так.
Добил Эмму Голдфайн другой клиент, пришедший к ней в середине декабря.
Бриттани почти каждый день предупреждала соседку о консьерже, Тиме: «Никогда не разговаривай с ним ни о чем, кроме оплаты. Он странный. Я точно не знаю, что с ним, но хотя бы одно то, что он не выпускает из рук зубочистки и смотрит на меня исподлобья, кровожадно улыбаясь, заставляет мой желудок сжаться». Эмма пропускала эти слова мимо ушей, и когда Тим постучал в её номер, без колебаний ему открыла.
— Я знаю, что ты оказываешь мужчинам услуги за деньги, — спокойно начал он, — плачу тебе три сотни за час, идёт?
Эмма, удивившись такой сумме, отступила на шаг назад:
— Какой-то жуткий фетиш?
— Ну, не такой уж жуткий. Загоню тебе пару зубочисток под ногти, — продемонстрировал он ей прозрачную баночку с деревянными палочками, — не бойся, это не больно.
Вспомнив, как однажды ей под ноготь попала скрепка от степлера, и это действительно не было чересчур больно, скорее, неприятно, Эмма согласилась…
Вернувшаяся через несколько часов Бриттани нашла её лежащей на полу в луже собственной мочи, со связанными окровавленными руками. Она смеялась и плакала одновременно, сотрясаясь всем телом. Бритт удивило то, что Эмма была полностью одета, если, конечно, одеждой можно было назвать полупрозрачный топ и трусики-шортики. Сев около Эммы, она положила ладонь ей на лоб. Голдфайн просто пылала, будто в лихорадке.
— Эмма, что случилось? — с нескрываемым ужасом спросила Бриттани.
— Тим пришёл, — даже не посмотрев на неё, воскликнула Эмма срывающимся голосом, — предложил мне триста баксов за то, что загонит зубочистки под ногти. Я подумала, что ничего страшного не случится, будет не больно, а оказалось… — она тяжело сглотнула, — он вставил мне зубочистки под каждый долбаный ноготь. По возрастанию: под мизинец — одну, под безымянный — две, под средний — три, под указательный — четыре, а под большой — все пять. Прямо до основания. Я орала, как ненормальная, но мне было… так офигенно, ты даже представить не можешь! Так было только однажды, когда мой бывший вывихнул мне плечо, а потом оттрахал, продолжая тянуть за него. Эта боль… она ломает мозг! — истерично засмеялась Голдфайн, — я кончила два раза подряд, аж обоссалась, после тюрьмы со мной такое впервые. А потом он заставил передёрнуть ему прямо связанными руками с зубочистками под ногтями. Было трудно, но я сделала. И он ушёл, не развязав меня. Мне так больно и хорошо, как будто варюсь в адском котле. Я умираю, Бриттани, я умираю. Я умираю…