The last of the real ones (СИ)

— Тише, тише! — лошадь бросилась вперед, до предела натягивая вожжи. Они громко щёлкнули друг о друга. Повозка рванула по дороге, сильным напором впечатывая разведчиков в пол. Колеса резали слух громкими скрипами и сильными ударами дерева о камень. Конни отлетел к краю повозки и сильно стукнулся спиной о доску. Вдруг эта доска грозно треснула, и тело Конни нависло над проносящейся дорогой.

— Конни! — Кайла вскочила и поспешила к солдату. Она успела ухватить его за кисть и, с криком, затащила его обратно. Тут же из ее рта хлынула кровь. — Кха!

Рубашка тут же вспыхнула стремительно растущим красным пятном, и девушка с криком повалилась на пол. Ее стало рвать кровью. Губы вытянулись в ниточку, она билась в агонии и дико отпихивала от себя всех, кто старался к ней приблизиться. Ее ужасающие опасения подтвердились. Из глаз неконтролируемым потоком хлынули слёзы. Она даже не могла о чем-либо думать, так больно пульсировала кровь. Ей то хотелось, чтобы это прекратилось, то умереть как можно быстрее и не чувствовать это пекло, что пожирало буквально заживо.

— Кайла! — Леви бросился расстегивать ремни на ее форме. Он с ужасом наблюдал, как кровь растекается по доскам, как судорожно дергаются мышцы на шее девушки. Она мигом побледнела. Леви старался собраться, успокоиться, ведь волнение сбивает с толку, но капитан переживал не менее мучительную агонию, чем Кайла. В нем закипала кровь, руки с ужасающей скоростью срывали пряжки ремней, а в глазах стоял туман. Микаса зажала рукой рану на животе, пока Армин рвал на тряпки плащ и обворачивал вокруг живота.

— Капитан, мы можем не успеть! — крикнул мальчик, вытирая пот со лба окровавленной рукой, — У нас нет бинтов и ниток.

— Скажи Жану, чтобы скакал в Гарнизон, — скомандовал Леви и тут же крикнул: — Живо!

***

В большой светлый кабинет залетал сияющий лунный свет. Сквозь сетчатый тюль проскальзывали маленькие пылинки, приносимые порывами свежего ночного ветра. Окна слегка покачивались то вперед, то назад, нарушая тишину своим противным скрипом.

Было свежо, даже холодно. За столом, сгорбившись, окруженный кипами бумаг сидел мужчина. Шелковая рубашка, расстегнутая у шеи на три пуговицы, легонько ходила волнами от ветра, что дул из окна. Мужчина был высокий, с плешивой, редковолосой головой, идеально выбритыми бакенбардами и пушистыми темными бровями. У него был аккуратный аристократичный нос, но пухлые губы и маленькие на фоне круглых щек глаза делали его лицо скорее отталкивающим. Он криво склонился над бумагой, что его нос почти касался дубового ствола. Ручка жалобно скрипела под напором больших толстых пальцев, мужчина выводил каждую букву, каждую запятую. Он очень гордился своим каллиграфическим подчерком. Каждый раз, расписываясь на важных документах, он внимательно наблюдал за реакцией присутствующих на его размашистую, полную завитков роспись. Ему казалось, что его роспись есть самое красивое украшение на всех королевских документах. Особенно, если они шли ему на пользу.

Артур взглянул на часы. Был десятый час. Он сладко потянулся, вытягиваясь в полный рост, и громко зевнул. В уголках его глаз скопились слезы и он сонно протер их. День сегодня у него был не из приятных: куча каких-то ограничений, указов, досье на новую охрану, которую он лично приобретал для своего нового особняка у стены Роза, наем новых слуг, планы банкетов и много всяких важностей, которые не всегда тешили его самолюбие. Он отхлебнул из фарфоровой чашки молока, еще раз прочел бумаги. Да и зачем ему сейчас изводить себя, если его секретарь все равно все пересчитает и исправит? Артур приподнялся над столом. Его спину ломило от усталости и нагрузки. Хотелось лечь на мягкую кровать у себя в доме, ощутить аромат свежего белья, обхватить руками мягкую подушку и сладострастно погрузиться в сон. Но нет. Ему не хотелось снова слышать бредни Веты по поводу возвращения Мэта, снова видеть ее полоумные глаза даже на минуту. Он уже не раз срывался на Софи за то, что та выпускает ее прогуляться по поместью без присмотра. С того дня как погиб Мэт вся та страсть, что он испытывал к своей жене, умерла вместе с сыном. Ему стала противна та женщина, с которой он делил дом, пищу и постель. Она стала откровенным бельмом на глазу, несмываемым пятном позора на него прекрасной репутации. У самого богатого феодала жена — сумасшедшая!

Артур злобно выдохнул, меряя шагами кабинет. Он еще не придумал, как будет перевозить Вету в новый особняк незаметно. Вдруг его мысли прервал стук в дверь.

— Кто? — спросил он раздраженно. Какой наглец посмел к нему пожаловать в такой-то час?

— Фил Берн, сэр! Могу войти?

— Давай уже, — солдат с порога отдал честь начальнику и вошел, — чего тебе, Фил?

— Вам письмо передали. Сказали, что от ваших кредиторов, — Фил вытащил слегка помятый по дороге конверт и протянул мужчине. Артур взял его, скептически повертел в руках, замечая, какого низкого качества была бумага: где-то в уголках виднелись желтые пятна, говорящие о старости материала. На ней не было герба или хотя бы сургуча.