The Man of Property — Собственник

Forsytes, as is generally admitted, have shells, like that extremely useful little animal which is made into Turkish delight, in other words, they are never seen, or if seen would not be recognised, without habitats, composed of circumstance, property, acquaintances, and wives, which seem to move along with them in their passage through a world composed of thousands of other Forsytes with their habitats.	Все Форсайты, как это общеизвестно, живут в раковинах, подобно тому чрезвычайно полезному моллюску, который идет в пищу как величайший деликатес; другими словами, в натуральном виде Форсайты никогда не встречаются, а если и встречаются, то никто их не узнает без этой оболочки, сотканной из различных обстоятельств их жизни, их имущества, знакомств и жен, без всего того, что на каждом шагу сопутствует им в этом мире, кишащем тысячами других Форсайтов, запрятанных в такие же оболочки.
Without a habitat a Forsyte is inconceivable-he would be like a novel without a plot, which is well-known to be an anomaly.	Представить себе Форсайта без раковины немыслимо, в таком случае он уподобился бы роману без интриги, что, как известно, явление противоестественное.
To Forsyte eyes Bosinney appeared to have no habitat, he seemed one of those rare and unfortunate men who go through life surrounded by circumstance, property, acquaintances, and wives that do not belong to them.	На взгляд Форсайтов, Босини жил без такой оболочки; по-видимому, он принадлежал к тому редкостному и незадачливому типу мужчин, которые шествуют по своему пути в окружении обстоятельств чужой жизни, чужого имущества, чужих знакомых и чужих жен.
His rooms in Sloane Street, on the top floor, outside which, on a plate, was his name,	Его квартира в верхнем этаже дома на Слоун-стрит, с дощечкой на дверях, на которой было написано
'Philip Baynes Bosinney, Architect,' were not those of a Forsyte.-He had no sitting-room apart from his office, but a large recess had been screened off to conceal the necessaries of life—a couch, an easy chair, his pipes, spirit case, novels and slippers.	«Архитектор Филип Бейнз Босини», не имела ничего общего с жилищами Форсайтов, Гостиной у Босини не было, а такие необходимые в обиходе вещи, как диван, кресло, трубки, винный погребец, книги и домашние туфли, хранились в большой нише, отгороженной от рабочей комнаты ширмой.
The business part of the room had the usual furniture; an open cupboard with pigeon-holes, a round oak table, a folding wash-stand, some hard chairs, a standing desk of large dimensions covered with drawings and designs.	Мебель в деловой половине его квартиры была самая обычная; бюро с множеством ящичков, круглый дубовый стол, складной умывальник, несколько стульев и еще один стол очень больших размеров, заваленный рисунками и чертежами.
June had twice been to tea there under the chaperonage of his aunt.	Джун два раза пила здесь чай под охраной тетки Босини.
He was believed to have a bedroom at the back.	Предполагалось, что позади рабочей комнаты имеется спальня.
As far as the family had been able to ascertain his income, it consisted of two consulting appointments at twenty pounds a year, together with an odd fee once in a way, and-more worthy item—a private annuity under his father's will of one hundred and fifty pounds a year.	Насколько семье Форсайтов удалось выяснить, доходы Босини сводились к сорока фунтам в год за консультацию в двух строительных конторах, случайным приработкам и — что заслуживало большего внимания — ежегодной ренте в сто пятьдесят фунтов, предусмотренной в завещании его отца.
What had transpired concerning that father was not so reassuring.	В сведениях, которые удалось получить об отце, утешительного было мало.
It appeared that he had been a Lincolnshire country doctor of Cornish extraction, striking appearance, and Byronic tendencies—a well-known figure, in fact, in his county.	Деревенский врач, родом из Кориуэлса, практиковал в Линкольншире, байронические замашки, эксцентричная внешность — весьма видная фигура в своих местах.
Bosinney's uncle by marriage, Baynes, of Baynes and Bildeboy, a Forsyte in instincts if not in name, had but little that was worthy to relate of his brother-in-law.	Бейнз — контора «Бейнз и Байлдбой» — дядя Боснии с материнской стороны, Форсайт по духу, хоть и не по имени, мало что мог рассказать о своем девере такого, что бы заслуживало внимания.
"An odd fellow!' he would say: 'always spoke of his three eldest boys as 'good creatures, but so dull'; they're all doing capitally in the Indian Civil!	— Чудак-человек! — говорил Бейнз. — О своих трех старших сыновьях отзывался так: «Хорошие ребята, только нудные». Они сейчас в Индии и прекрасно устроены!
Philip was the only one he liked.	Филип был его любимцем.
I've heard him talk in the queerest way; he once said to me:	Странные вещи приходилось от него выслушивать; как-то раз заявил мне:
'My dear fellow, never let your poor wife know what you're thinking of! But I didn't follow his advice; not I!	«Друг мой, никогда не делитесь с женой своими мыслями» Но я его совета не послушался; слуга покорный!
An eccentric man!	Чудак был!
He would say to Phil:	Постоянно вразумлял Фила:
'Whether you live like a gentleman or not, my boy, be sure you die like one! and he had himself embalmed in a frock coat suit, with a satin cravat and a diamond pin.	«Жизнь можно прожить как угодно, дружок, но умереть ты обязан, как джентльмен!» — и сам лежал в гробу в парадном сюртуке и шелковом галстуке с бриллиантовой булавкой.
Oh, quite an original, I can assure you!"	Большой был оригинал!
Of Bosinney himself Baynes would speak warmly, with a certain compassion:	О самом Босини Бейнз отзывался тепло, но с некоторым состраданием:
"He's got a streak of his father's Byronism.	— Байронизм он унаследовал от отца.