The Money Kings: The Epic Story of the Jewish Immigrants Who Transformed Wall Street and Shaped Modern America

Было что-то несерьезное в этом щеголеватом молодом человеке, который общался с художниками и поэтами и иногда спонтанно врывался в арии. И еще - его отношение к иудаизму. Казалось, Кан рассматривал свое наследие не столько как предмет гордости, сколько как досадную помеху своим высоким социальным амбициям. Еще одним аргументом против него могла стать его связь со Шпайером - Шифф недолюбливал Джеймса Шпайера, сына покойного основателя фирмы. Шпейер был колючим парнем, который в то время пытался заявить о своих претензиях на управление нью-йоркским филиалом компании и в конце концов добился успеха, вытеснив из бизнеса друга Шиффа Бонна. Но, возможно, у Шиффа была еще одна причина для первоначального отвращения к Кану: в гладком молодом банкире он видел соперника, если не для себя, то для своего неопытного сына Морти.

"При нынешнем положении дел я, вероятно, должен последовать желанию Вольфа и согласиться на то, чтобы его зять, г-н Кан, вошел в нашу фирму, как бы неприятно мне это ни было", - признался Шифф Эрнесту Касселю в апреле 1896 года, когда только что поженившиеся Каны отправились в свой годичный медовый месяц. "Я не хочу, чтобы Вольфф чувствовал себя плохо из-за этого, ведь он всегда был мне очень хорошим другом. Он сказал мне, что будет очень несчастлив, если его старший зять не станет его преемником. Как только Морти станет на несколько лет старше, я надеюсь, что смогу отойти от активной работы, а затем [sic] я также надеюсь, что Морти получит весь бизнес в свои руки". В отдельном письме, отправленном в следующем году, Шифф сообщил Касселю: "Я... обязан перед Морти сохранить имя фирмы до тех пор, пока он не сможет взять на себя руководство". Шифф нехотя умолчал о своих возражениях Кану, который вместе с Феликсом Варбургом присоединился к Kuhn Loeb в качестве младшего партнера в 1897 году.

Несомненно, зная о недоброжелательности Шиффа, Кан относился к старшему государственному деятелю Kuhn Loeb с учтивым почтением, даже когда тот стал самостоятельной финансовой и культурной иконой. "Я помню, как он быстро поднимался, когда Джейкоб Шифф подходил к его столу, чтобы поговорить с ним", - вспоминал Бенджамин Баттенвизер, который начал работать в Kuhn Loeb в 1918 году. "Он никогда не оставался на месте".

Несмотря на первоначальную сдержанность Шиффа, Кан, финансовый маэстро, который в последующие годы организовал несколько крупнейших сделок Kuhn Loeb, заслужил его уважение, даже если он не всегда одобрял его внеклассную деятельность. Покровитель искусств, наслаждавшийся публичностью (в конце концов он нанял гуру PR Айви Ли, чтобы отполировать свой имидж), Кан просматривал газеты в поисках своего имени и собрал вырезки в дюжину переплетенных томов, каждый из которых занимал более сотни страниц. Он так же часто попадал в новости в связи с железнодорожными сделками или размещением акций промышленных предприятий, как и в связи с финансовыми проблемами Метрополитен-оперы, которую он спас от забвения, став ее многолетним председателем и направляющей силой. Он наслаждался ролью импресарио, используя ее для ухаживания за молодыми звездами, стремящимися продолжить свою карьеру в шоу-бизнесе. Ходили слухи, что в его нью-йоркском особняке есть потайная лестница, ведущая в библиотеку, по которой он незаметно доставлял своих завоевательниц в спальню.

Кан обладал виртуозной силой убеждения и дипломатией зала заседаний. Баттенвизер вспоминал, как однажды субботним утром наблюдал за работой финансиста, когда тот проводил четыре встречи одновременно. Кан рассадил своих посетителей по маленьким кабинетам, окружавшим большую комнату для партнеров в штаб-квартире Kuhn Loeb в центре города. В двух из них сидели президенты конкурирующих железных дорог, оба клиента Kuhn Loeb, завязанные в спорном территориальном споре. Другую занимал Джулио Гатти-Касацца, генеральный менеджер "Метрополитен", которого Кан переманил из миланского театра "Ла Скала". В кабинете Феликса Варбурга, где была задняя дверь, ведущая прямо к лифту, сидела одна из примадонн Метрополитен, "но Гатти-Касацца не знал, что она там", - вспоминал Баттенвизер. Более двух часов Кан путешествовал между офисами. "И должен сказать, что он удовлетворил всех четверых, я полагаю, потому что дама, о которой идет речь, ушла, похоже, совершенно счастливой", - сказал Баттенвизер. "Ее выпроводили так же, как она вошла в заднюю дверь офиса Warburg.... Как он добился всего, что сделал, было для меня источником большого удивления и восхищения".

 

-