The Money Kings: The Epic Story of the Jewish Immigrants Who Transformed Wall Street and Shaped Modern America

Зимой того года, когда паника прошла, Шифф отправился в очередное путешествие по миру, направляясь в Палестину и Египет. Визит Шиффа на Святую землю стал для него неожиданностью. Он резко конфликтовал с сионистским движением, приверженцы которого стремились создать там еврейскую родину. Он считал, что будущее еврейского народа - в Соединенных Штатах, и говорил об "американском Израиле", состоящем из "детей детей мужчин и женщин, которые в этом поколении приехали со всех концов земного шара к этим благословенным берегам". Более того, он считал, что сионизм противоречит "истинному американизму" и рискует подтвердить антисемитские утверждения, которые веками использовались для маргинализации евреев, - что евреи являются самостоятельной нацией и поэтому не могут проявлять истинную лояльность к какому-либо государству. В результате его откровенных взглядов сионисты осудили Шиффа как "предателя", хотя его сионистские критики обрадовались, когда Шифф появился в Иерусалиме, чтобы осмотреть еврейские поселения.

Часть своего отпуска Шифф провел в круизе по Нилу в сопровождении Эрнеста Касселя. Когда он проплывал мимо занесенных песком остатков древней цивилизации, его мысли обратились к Гарриману, чья железнодорожная империя, как и царства фараонов, однажды превратится в пыль. Пейзажи привели его в задумчивое настроение, и он сел за стол, чтобы написать Гарриману короткое письмо: "Внушительные руины на берегу напоминают мне о том, как пусто все земное; как часто мы стремимся впустую; как недолго мы живем и как долго потом умираем. Примите мой совет, мой добрый друг, не работайте так постоянно". Он призвал Гарримана уйти с постов президента различных железных дорог, которые он занимал, и сократить свои деловые обязательства.

Гарриман в основном игнорировал эти советы, даже когда его хрупкое, израненное болью тело стало заметно слабеть, порождая слухи о его здоровье, которые разрушали акции компаний, связанных с Гарриманом. В последний год его жизни натиск на него ослабел так же быстро, как и возник. Рузвельт завершал свой последний срок пребывания на посту президента, и вскоре его сменил военный министр Уильям Говард Тафт. Нападки ослабли. Кан написал Гарриману нежное письмо, в котором поздравил его с тем, что он выстоял в этом водовороте. "Я видел вас рядом в часы ваших многочисленных успехов и триумфов, а также в периоды разочарований и тревог, и, наконец, в прошлом году в период испытаний, бурь и стрессов", - писал Кан. "Зависть, ревность, ненависть и непонимание объединились в нечестивый союз, чтобы уничтожить вас, финансовая паника добавила свое нервное напряжение, но вы стояли спокойно, решительно, непоколебимо, среди слабеющих друзей и могущественных врагов... смело встречая, сражаясь и в конце концов преодолевая натиск, достаточно грозный, чтобы привести в ужас почти любого, кроме вас".

Глобальные амбиции Гарримана даже казались досягаемыми. Шифф узнал от Григория Виленкина, который теперь служил финансовым агентом России в Японии, что Россия рассмотрит возможность расстаться с Китайско-Восточной железной дорогой, если Япония продаст свою долю в Южно-Маньчжурской железной дороге. Китай, жаждущий иностранного капитала, поддержал план создания международного синдиката, состоящего из британских, французских, немецких и американских банковских интересов, для приобретения обеих линий - предложение было с энтузиазмом поддержано Государственным департаментом, который стремился создать американский коммерческий плацдарм в регионе. Kuhn Loeb и J.P. Morgan & Co. вошли в состав так называемой Американской группы. Макс Варбург участвовал в переговорах со стороны Германии.

Пока Гарриман работал над продвижением сделки, один из его врачей сообщил тяжелые новости о состоянии его здоровья. У него был рак желудка, причем неоперабельный. Он скрыл этот диагноз, хотя его исхудалое, восковое лицо выдавало его ухудшающееся состояние. В конце августа 1909 года Шифф навестил Гарримана в Ардене, обширном загородном поместье титана, расположенном на хребте с видом на долину реки Рамапо. Гарриман так убедительно рассказывал о своих планах на будущее, что обманул Шиффа, заставив его думать, что он вернется. Он умер через две недели.

Размышляя о жизни Гарримана, Кан считал его уход из жизни завершением целой главы финансовой истории Америки. У Гарримана не будет преемника, утверждал Кан, потому что никогда больше один человек не будет обладать такой огромной властью над железными дорогами. "К лучшему или к худшему - лично я считаю, что к лучшему, если только мы не зайдем слишком далеко и слишком быстро, - люди, похоже, полны решимости установить пределы и ограничения на осуществление экономической власти и владычества, как в прежние времена они устанавливали пределы и ограничения на абсолютизм правителей."

 

-