В августе 1917 года Леман получил армейское звание капитана. Он получил очередное контрактное задание, но продолжал добиваться отправки за границу. Когда ему представилась возможность отправиться во Францию в качестве главы армейского подразделения химической войны, он решил, что нашел свой билет в зону боевых действий. "Я был настолько же квалифицирован, чтобы стать офицером по химической войне, как и для разработки спутника!" - вспоминал он позже. "Я совершенно ничего не знал об этом. Но я принял вызов". Его командир, генерал Джордж Геталс, начальник квартирмейстерской службы армии, отказался от назначения, заявив, что Леман был незаменим в его операции. Герберт остался в Вашингтоне на все время войны, быстро поднявшись по служебной лестнице и дослужившись до подполковника.
Если служба в Вашингтоне и отвлекала его от военного театра, то зато приближала к политическим действиям. Вернувшись в Нью-Йорк, он стал активно участвовать в политике Демократической партии. В 1928 году, когда он впервые выдвинул свою кандидатуру на пост вице-губернатора Нью-Йорка, он баллотировался в одном ряду с Рузвельтом - чиновником военно-морского флота, с которым он успел познакомиться в Вашингтоне.
-
Джеймс Варбург, сын Пола, также провел войну в несчастливом заточении в Вашингтоне. Впоследствии он тоже будет работать в политике, в том числе вместе с Рузвельтом, которого он консультировал по вопросам экономической политики в первый год президентской администрации Рузвельта.
Умный, красивый и гладкий, с избытком юношеской уверенности и богемной жилкой, Джимми увлекался поэзией и имел научные устремления, вдохновленные его дядей и тезкой, Джеймсом Лоэбом, с которым он иногда переписывался на латыни. Он также источал атмосферу самодовольства и обладал "уорбургским высокомерием... особым типом высокомерия", - говорит его внучка, писательница Кэтрин Вебер. "Он знал лучше всех обо всем". Именно это самоуверенное качество привело к его разрыву с Рузвельтом, чью политику Нового курса он осуждал в стремительной череде четырех книг.
По семейной традиции Джимми поступил в Гарвард, в класс 1917 года. Позже он вспоминал, что в университете был "очень явный социальный антисемитизм", но, тем не менее, он там процветал. "Несколько клубов пригласили меня вступить в них, хотя они никогда не принимали евреев", - вспоминал он. В каждом случае я занимал одну и ту же позицию: "Если вы отказываетесь от своих предрассудков, то хорошо. Но если вы делаете исключение, то нет, я не собираюсь быть ничьим домашним евреем". "Несмотря на это, его связь с иудаизмом оставалась непрочной, и, как и другие еврейские банкиры, он стремился к признанию в языческом мире. "У него было что-то вроде тревоги WASP", - говорит Вебер. "Он любил протестантские анклавы, куда не допускались евреи, кроме него, потому что он почти не был евреем".
Избранный своими сверстниками редактором престижной университетской газеты "Кримсон", он возглавил редакционную кампанию в пользу создания в Гарварде полка военной подготовки. Сотни студентов, включая Джимми, записались в полк, и впоследствии полк был включен в новую армейскую программу подготовки офицеров запаса.
Поначалу Джимми поддерживал Германию. Но в Гарварде атмосфера была явно просоюзнической, и его точка зрения начала меняться. Он вспоминал момент, который "выкристаллизовал мои интервенционистские, проаллийские настроения". Однажды Арчи Рузвельт, однокурсник Джимми по Гарварду, пригласил его на завтрак к своему отцу. Хотя Пол Варбург "ненавидел" Тедди Рузвельта, Джимми считал его героем, и его покоробило решительное обличение бывшим президентом "злого" кайзера и не менее мощная проповедь о "праведности" дела союзников.
Вновь обретенный энтузиазм Джимми в отношении готовности - первого шага к войне с Германией - поставил его в противоречие с отцом, который из-за своих немецких симпатий категорически выступал за нейтралитет. "Это был первый и единственный серьезный раскол, который у меня произошел с отцом, и это меня очень беспокоило", - позже рассказывал Джимми.
Джимми окончил Гарвард за три года, а затем провел следующие шесть месяцев, работая на одного из железнодорожных клиентов Kuhn Loeb в , готовясь к карьере финансиста. Он планировал официально выпуститься вместе со своим классом Гарварда весной 1917 года, но ему так и не представилась такая возможность. К тому времени в Америке началась война.