The New world disorder and the Indian imperative

Однако, к сожалению, у этой привлекательной формулы есть один недостаток: Это хороший ответ, но только на часть вопроса. Традиционное миротворчество - это хорошо, если единственными кризисами безопасности, с которыми сталкивается мир, являются те, которые уже созрели для миротворческого лечения. Но классическое, консенсусное миротворчество не в полной мере отвечает природе мира, в котором мы живем, и тем вызовам, которые ставит перед международным сообществом новый мировой беспорядок. Если природа Миротворчества ООН в последние годы приобрело определенную эластичность именно потому, что обстоятельства привели к тому, что мир предъявляет к военному потенциалу ООН требования, значительно превышающие те, которые были предъявлены к этой организации поколение назад. Мы не сможем встретить XXI век, оставаясь в двадцатом.

Признавая, понятно, что ООН не может позволить себе стать частью проблемы, как она сделала, приняв сторону Сомали; признавая, что мир не может легко найти страны, предоставляющие войска, готовые выделить силы для прекращения геноцида, как ООН надеялась в Руанде; признавая, что ООН может защитить поставки гуманитарной помощи, но не может заставить их выполнить, как она обнаружила в Боснии; признавая все это, ООН не нужно также отказываться от функций охраны порядка, защиты этнических меньшинств, соблюдения стандартов прав человека, проведения свободных и честных выборов, контроля над местными администрациями, вызывающими недоверие, создания условий, способствующих политическому согласию и национальному примирению, - все это она с успехом делала в последние годы, и все это выходит за рамки предписаний New York Times.

Однако факт остается фактом: эти функции никогда не были главной целью организации. Напротив, ее целью было создание и поддержание условий, обеспечивающих международный мир. А препятствий на пути этих усилий множество. Наиболее сложные проблемы связаны с ситуациями, когда соглашения отсутствуют или действуют недолго; когда ООН не пользуется ни формальным согласием, ни практическим сотрудничеством сторон, на территории которых она действует; И когда характер текущего конфликта заставляет нас столкнуться с вопросом о необходимости применения силы для достижения эффективности, с сопутствующим риском того, что это поставит под угрозу беспристрастность ООН и, следовательно, саму эффективность, которой она пытается достичь; и, возможно, самое главное, когда крупнейшие державы позволяют дарвиновским инстинктам руководить своим поведением, отказываясь ограничивать себя нормами, которые ожидаются от международного сообщества.

Конечно, даже при наличии таких серьезных вызовов воздержаться от их решения невозможно. В отношении большинства кризисов, вставших на повестку дня ООН, равнодушие невозможно. Это не страдания, причиняемые этими конфликтами, во многих из которых причинение мучений ни в чем не повинным мирным жителям является прямой целью, а не побочным продуктом войны, остаются оскорблением мировой       науки.       В мире       мгновенной       спутниковой       связи, когда телевизионные изображения страданий транслируются по мере их возникновения, немногие демократические правительства защищены от общественного призыва "что-то сделать". В течение нескольких лет в 1990-х годах международное сообщество, не имея альтернативного механизма обеспечения международной безопасности, нашло в миротворчестве ООН то, что оно могло "сделать". Миротворцы шли на беспрецедентный риск, совершали предсказуемые ошибки, несли нестерпимые потери; правительства, политически ответственные за безопасность своих солдат, сокращали потери и не желали рисковать дополнительно. В ходе этого процесса мы все узнали, чего не может сделать миротворчество; и все же мы не можем позволить себе ничего не делать. Задача будущего состоит в том, чтобы определить это "что-то" с точки зрения того, что выполнимо - другими словами, определить, как Организация Объединенных Наций может реагировать на будущие Сомали и Руанды, сохраняя при этом поддержку государств-членов.