Потому что Стайлз хочет то, что есть у Дерека. Он хочет испытывать чувства, которые едва помнит. Он хочет хотеть кого-то по-настоящему, а не случайно или только физически… И он начинает всерьез переживать, что этого вообще никогда не будет, если он всё не исправит. Независимо от того, с кем ещё он встречается или на чем ещё старается сосредоточить свое внимание, всё всегда возвращается к одному и тому же. Дерек или ничего.
И знаете, что самое смешное? Ему даже, блять, не нравится Дерек.
Не нравится, окей?
Как он может? И как он может надеяться полюбить того, кто ничего для него не значит?
Он думает, что, возможно, во время секса они выплескивают часть гнева, думает, что Дереку этот способ, возможно, нравится, потому что хоть они и избегают друг друга на публике, но дают волю рукам каждую ночь, иногда дважды в день и определенно каждый раз, когда остаются наедине. Однажды Стайлз зажимает Дерека в углу кухни Скотта и успевает дотащить их обоих до заднего двора прежде, чем они принимаются яростно друг другу отдрачивать, и все делают вид, что ничего замечают, когда они возвращаются обратно, насквозь пропахшие сексом. Они грубы друг с другом почти на грани жестокости, и разве не парадоксально, что как только Стайлз заявляет, что хочет снова влюбиться в Дерека, они решают начать вести себя так, будто ненавидят друг друга.
Ненавидят, но не могут держать руки при себе. Это может быть навязчивой идеей, верно?
Дерек больше не может смотреть ему в глаза; в те несколько раз, когда Стайлз поворачивает голову в неподходящий момент и ловит его взгляд, он полон отчаяния и, возможно, сомнения или страха, или ещё чего-то, что ложится на Стайлза тяжким грузом… Но Дерек быстро отгораживается и снова заменяет его тяжелым взглядом — самой лучшей имитацией равнодушия, на которую он способен.
Любовь всей жизни Стайлза, дамы и господа. Иногда он серьезно подвергает сомнению наличие у себя вкуса до проклятия, потому что… горячий, молчаливый и эмоционально незрелый? Определенно возбуждает, да. Но влюбиться?
Стая знает, что что-то не так. Что-то между ним и Дереком. Но когда они его спрашивают, Стайлз делает вид, что ничего не понимает. Ну, а что он может им сказать? Как он может сказать, что хочет вернуть чувства, которые едва помнит? Как он может сказать, что хочет любить Дерека из эгоистичной потребности вспомнить, каково это — любить, но в то же самое время он хочет любить Дерека, чтобы больше не чувствовать себя эгоистом из-за того, что спит с ним? Как он может сказать, что обижен на друзей, на каждого из них за то, что они заставляют его чувствовать себя виноватым без вины, за то, что невозможно просто взять то, что он хочет, и наслаждаться этим?
Он даже не знает, захочет ли Дерека, когда всё это закончится, ведь прошло столько времени и столько всего случилось. Он не знает, романтизирует ли он то, что чувствовал тогда, было ли это лишь мимолетной влюбленностью, или просто для него всё слишком изменилось, чтобы теперь это имело смысл.
И если он расскажет стае, они все воспримут это как какую-то сказку.
Стайлз никогда не верил в сказки, даже когда чувствовал любовь. Он не видит, что они с Дереком будут жить долго и счастливо, и его сомнения лишь растут с каждым прожитым днем. Но он хочет… он заслуживает возможность самому сделать свой выбор.
…И да, Дерек тоже заслуживает того, чтобы знать. По крайней мере, поставить точку во всем этом, верно?
Стайлз больше не разговаривает с Дереком, совсем. Лишь дрочка, ускользающие взгляды и жесткий трах, когда у них есть, где уединиться. А ещё покашливания, поспешно переданные результаты исследований и быстрые перешептывания вроде «ходят слухи, что кого-то, похожего на неё по описанию, видели в Неваде, я это проверю…», и это — если им не удается полностью избежать разговора, обычно они отправляют большую часть информации, относящейся к делу, с помощью сообщений или незаметно подкидывают записки друг другу на столы, пока вторая сторона отсутствует.
Не самый романтичный способ начать поиски, чтобы вернуть свою любовь, но именно поэтому сказки — полное дерьмо, так ведь?
И это теперь его жизнь.
***
Пока однажды он не возвращается с тренировки по лакроссу (наконец-то на первой линии в выпускном классе, а он помнит времена, когда это было бы для него всем. Но Стайлз догадывается, что некоторые чувства просто угасают сами по себе, без всякого волшебства). Он заходит в свою комнату, швыряет вещи в угол и видит Дерека, сидящего на краю кровати — локти на коленях, кулаки сжаты, а рядом лежит открытая книга.
Он по-прежнему не смотрит на Стайлза — он никогда не смотрит на Стайлза, когда тот смотрит на него, словно боится того, что увидит или того, что покажет — но и не стискивает раздраженно челюсть в глухой обороне. Он выглядит… неуютно или, возможно, неловко.
Стайлз останавливается в дверном проеме. Его отец всё ещё на работе и вернется только после ужина. Не нужно беспокоиться о том, чтобы понизить голос или закрыть за собой дверь, прежде чем сказать:
Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев
Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное