The “Russian” Civil Wars, 1916–1926: Ten Years That Shook the World

Петроград - вечно голодная советская цитадель, расположенная дальше всех от мест, где выращивалось большинство российских продуктов питания, - стал барометром реакции на все это. Если продовольственное снабжение и было проблемой в советской зоне, то, скорее всего, в северной части Петрограда. Но ситуация явно усугублялась тем, что большевики управляли городом. Петроградский партийный босс, Г.Е. Зиновьев приобрел репутацию бесхребетного человека - в основном вследствие того, что он стал объектом ярости Троцкого в "Уроке Октября" 1924 года, где Зиновьева упрекали в робости: во-первых, в октябре 1917 года (когда он выступал против захвата власти); во-вторых, как председатель Коминтерна, за то, что он не смог должным образом поддержать германскую партию в ее собственном Октябре 1923 года. Безвкусные и неподтвержденные истории о том, как Зиновьев умолял сталинских палачей пощадить его, когда его вытаскивали из камеры, чтобы расстрелять в августе 1936 года, после того как он признался в предательстве и троцкизме на первом процессе большой чистки в Москве. Однако, какова бы ни была достоверность подобных легенд, Зиновьев, безусловно, не был слабым в своем ведении дел в Петрограде в 1920-21 годах. Напротив, он был задирой. Как уже отмечалось, среди подручных средств выживания, разработанных российскими горожанами в голодные годы гражданской войны, важное место занимали походы за продуктами в деревню. Но в Петрограде при Зиновьеве, по мере закручивания гаек военного коммунизма, эта уступка частной торговле была отменена. Как вспоминала американская анархистка Эмма Голдман о своем пребывании в Петрограде в 1920 году:

О возможностях привезти что-то из страны можно написать целую книгу. Вместе с запретом торговли появился "Заградительный отряд", отряд солдат - чекистов на каждой станции, чтобы конфисковать все, что частные лица привозят в город. Несчастные люди, после невыразимых трудностей с получением проездного билета, после дней и недель пребывания на вокзалах, на крышах и платформах поездов, приносили пуд муки или картофеля, чтобы отряд отобрал его у них.

В большинстве случаев конфискованные вещи защитники коммунистического государства делили между собой. Жертвам везло, если они избегали дальнейших неприятностей. После того как у них отбирали драгоценные вещи, их часто сажали в тюрьму за "спекуляцию".

Еще более неприятным, продолжал Голдман, было то, что "число задержанных настоящих спекулянтов было незначительным по сравнению с массой несчастного человечества, заполнившего тюрьмы России за попытки не умереть с голоду". По мере того как пайки хлеба падали до нуля, поднимались голоса против неравноправной системы распределения, при которой одни категории рабочих получали гораздо больше, чем другие, в то время как распространялись сообщения об экстравагантной жизни партийных боссов, их жен и любовниц. Неважно, были ли эти сообщения правдой, главное, чтобы им верили. И все это, разумеется, после разгрома Врангеля и заключения невыгодного перемирия с Польшей в октябре-ноябре 1920 года.

В ответ на эти лишения, конфискации и аберрации, когда шестьдесят крупнейших петроградских заводов были вынуждены закрыться из-за нехватки топлива, зимой 1920-21 годов на тех заводах умирающего города, которые еще оставались открытыми, произошли стихийные митинги и забастовки: среди них Патронный завод, Трубочный и Балтийский заводы, фабрика Лаферма. Рабочие требовали от правительства образумиться, но Зиновьев, естественно, склонялся не к переговорам, а к объявлению войны: он создал и возглавил Петроградский комитет обороны для организации подавления дальнейших протестов и 24 февраля 1921 года направил войска в район Васильевского острова, чтобы обеспечить выполнение своей воли. Однако разогнанные рабочие просто двинулись к центру города, призывая докеров и адмиралтейцев присоединиться к ним. По мере нарастания противостояния на улицах стали появляться листовки с призывом "Долой ненавистных коммунистов! Долой советское правительство! Да здравствует Учредительное собрание!", а соратник Эммы Голдман, анархист Александр Беркман, также проживавший в то время в Петрограде, записывал в своем дневнике следующее:

Происходит множество арестов. Группы забастовщиков, окруженные чекистами, направляющимися в тюрьму, - обычное зрелище. В городе много возмущения. Я слышал, что несколько профсоюзов были ликвидированы, а их активные члены переданы ТЧК.