The “Russian” Civil Wars, 1916–1926: Ten Years That Shook the World

26 февраля 1921 года Петроградский совет в установленном порядке распорядился закрыть Трубочный и Лафермский заводы, в то время как на Путиловском заводе (где 6 000 рабочих работали в цехах, где когда-то размещалось 30 000 пролетариев) начались волнения, а на улицах стали появляться листовки эсеров и меньшевиков. Все это зловеще напоминало февраль 1917 года, но уже на следующий день волнения начали подавляться. Было направлено большое количество полиции и курсантов, проводились аресты известных или подозреваемых меньшевиков. В то же время были розданы чрезвычайные пайки, Зиновьев отменил запрет на частную торговлю, прекратил работу заградительных отрядов и даже пообещал пустить дополнительные поезда для доставки фуражиров в сельскую местность. К первым числам марта большинство недавно закрытых заводов в Петрограде были вновь открыты.

* * *

К тому времени, однако, волнения перекинулись через воду (или, скорее, северной зимой - через лед) в Кронштадт, и ущерб был нанесен - ущерб, который наложит шрам на лицо советского коммунизма на всю его жизнь. 26 февраля 1921 года делегация моряков с базы посетила Петроград для расследования причин забастовок и вернулась с отчетом, в котором режим Зиновьева был окрашен в очень черные цвета. Через два дня, 28 февраля 1921 года, экипажи двух линкоров, стоявших в Кронштадте, - "Петропавловска" и "Севастополя" - созвали экстренное собрание, на котором была принята резолюция из пятнадцати пунктов ("Петропавловская резолюция"). В ней, в частности, содержался призыв новые выборы в Советы, при тайном голосовании и на основе "равного избирательного права" (в отличие от существующего порядка, при котором голоса рабочих имели больший вес, чем голоса других классов); свободу слова для всех сторонников анархизма и левого социализма и освобождение всех заключенных, исповедующих эти убеждения; свободу собраний и профсоюзных организаций; отмену реквизиционных отрядов и отрядов охраны ЧК на заводах; уравнение пайков для всех рабочих. Несколько дней спустя в документе, автором которого были кронштадтцы и который был озаглавлен "За что мы боремся", было добавлено следующее:

Совершая Октябрьскую революцию, рабочий класс надеялся сбросить иго угнетения. Однако эта революция привела к еще большему порабощению человеческой личности.

Власть полицейско-жандармского монархизма оказалась в руках победивших коммунистов, которые вместо свободы дали трудовому народу постоянный страх оказаться в чекистской темнице, ужасы которой во много раз превзошли ужасы царской жандармской тюрьмы...

Но еще более мерзким и преступным является моральное рабство, созданное коммунистами: они нарушили даже внутреннюю жизнь трудящихся, заставляя их думать только по-коммунистически.

С помощью официальных профсоюзов они приковывали рабочих к станкам, превращая их труд из радости в новое рабство. Крестьяне, чьи протесты выливались в стихийные восстания, и рабочие, которых обстоятельства жизни вынуждали бастовать, встречали массовые казни и ту кровожадность, которой славились царские генералы...

[Но] долгое терпение трудового народа подошло к концу. Здесь, в Кронштадте, заложен первый камень третьей революции - революции, которая разорвет последние цепи, сковывающие трудящиеся массы, и откроет новый путь для социалистического творчества... Нынешний захват дает рабочему народу возможность иметь наконец свои свободно избранные Советы, работающие без всякого принудительного партийного давления, и преобразовать официальные профсоюзы в добровольные объединения рабочих, крестьян и трудовой интеллигенции. Наконец-то полицейский клуб коммунистического самодержавия разгромлен.