The “Russian” Civil Wars, 1916–1926: Ten Years That Shook the World

Это было именно то меню, которого жаждали российские военные и политические правые со времен неудачного корниловского переворота в августе 1917 года. Был ли это рецепт политического или военного успеха, еще предстоит выяснить, но в краткосрочной перспективе, по крайней мере, признаки были положительными: похищенные директора смиренно приняли свою участь (а в случае с социалистами были тихо отправлены в ссылку); под влиянием своих проколчаковских командиров бойцы Чехословацкого легиона (которые в целом поддерживали ПСР и социализм) отказались от повторного вмешательства в российскую политику с целью воскрешения Директории; отбросы Комуча (под видом съезда членов Учредительного собрания) были зачищены и заключены в тюрьму в Екатеринбурге или бежали; восстание против нового правительства Колчака, инспирированное большевиками, в середине декабря 1918 г. потерпело фиаско, а местная партия впоследствии была разгромлена; Атаман Семенов, который теперь угрожающе базировался на Транссибирской магистрали в Чите, после первых громких протестов неохотно подчинился Колчаку. Вступление в должность Верховного правителя было немедленно тепло встречено главами казачьих обществ к востоку от Урала, командованием Сибирской армии, местными советами торговли и промышленности и так далее, а затем, по мере распространения новостей , и их эквивалентами в других местах, включая (18 февраля 1919 года) круг (собрание) Донского казачьего войска. Даже союзники воздерживались от открытой критики наглого свержения полудемократического режима, который, по крайней мере, один из них был на грани признания законным правительством России.

В военном отношении, когда осень перешла в зиму на Уральском фронте, предзнаменования для сибирских белых были хорошими. Политические и конные торги, характерные для восточного антибольшевистского лагеря летом и ранней осенью 1918 года, по большей части происходили вдали от линии фронта, в относительно спокойной Западной Сибири и на Урале, откуда большевики бежали в мае-июне того года: отсюда и контраст с более откровенно милитаристским характером антибольшевистского движения на Юге России, описанным выше. Однако именно восточные военные в конечном счете должны были стать решающими. Сибирская армия, пополненная офицерами-беженцами, которые решили двигаться на восток (некоторые из них по пути дезертировали из Народной армии Комуча), а не на юг, чтобы присоединиться к добровольцам, к сентябрю 1918 года разрослась почти до 40 000 человек. Эти силы, которыми командовал талантливый, но спесивый Радола Гайда (недавно стремительно дослужившийся от капитана в черногорской армии до генерал-майора в белых войсках), были направлены (со штабом в Екатеринбурге) на северный Урал вместо уходящего Чехословацкого легиона, чтобы противостоять большевистским формированиям в районе Перми. Этот важный областной и промышленный центр был с большим успехом взят 24-5 декабря 1918 года. Однако с июня 1918 года основная часть антибольшевистских военных усилий на востоке России легла на формирования Чехословацкого легиона и части, сформированные Комучем в Народную армию, которая действовала вместе с чехами на Волге.

Народная армия Комуча выросла из густой паутины подпольных офицерских групп, существовавших с начала 1918 года в Приволжском военном округе, когда новая и лихорадочная советская власть пыталась установить контроль над этими периферийными (и, с точки зрения выборов в Учредительное собрание 1917 года, твердо эсеровскими) провинциями. После восстания Чехословацкого легиона эти антибольшевистские ячейки возникли в начале июня 1918 года под командованием полковника Н.А. Галкина (при поддержке штаба, возглавляемого полковником СР В.И. Лебедевым и членом Комуча Б.Б. Фортунатовым). После переговоров с командиром 1-й дивизии легиона майором Станиславом Чечеком вскоре был создан объединенный чешско-комучский Волжский фронт с центром в Самаре, которому в ходе ряда молниеносных операций удалось выбить красные войска из важных региональных центров - Уфы (5 июля 1918 года), Симбирска (22 июля 1918 года) и Казани (7 августа 1918 года). Последняя из этих побед имела особое значение: с одной стороны, в Казани хранилось около половины золотого запаса Императорской России, который теперь попал в руки антибольшевиков на востоке; с другой стороны, как признал Троцкий со своего наблюдательного пункта в Свияжске (на противоположном берегу Волги), с Казанью в их руках и с красными силами в таком беспорядке - фактически в "состоянии психологического коллапса", как выразился военный комиссар, уклоняясь от пуль и угрожая направо и налево расстрелом комиссарам и командирам, не сумевшим сплотить свои войска, - перед Народной армией была открыта дорога на Москву, и "судьба революции висела на волоске".