The “Russian” Civil Wars, 1916–1926: Ten Years That Shook the World

В борьбе прибалтийских государств за независимость политическая программа противников большевиков была достаточно прозрачной с самого начала: в Эстонии, Латвии и Литве либеральные политики с прокрестьянскими программами с самого начала взяли на себя руководство и провозгласили отделение от России и приверженность либеральной демократии путем (в конечном итоге) созыва конституционных собраний. В 1919 году на Украине, в форме УНР и ВСРП, политический вызов большевикам бросили главным образом эсеры, социал-демократы и (в случае ВСРП) радикальные либералы, многие из которых стали националистами почти против своей воли в ходе сопротивления советским российским (и австро-германским и белорусским) вторжениям и вмешательству, и чьи программы ставили во главу угла трудовую политику и радикальную земельную реформу, но, конечно, включали и приверженность национальной независимости. В отличие от этого, что представляли собой в политическом плане белые противники большевиков на следующем этапе гражданских войн - добровольцы и колчаковцы, которые до начала 1919 года угрожающе копошились на российской периферии, - в то время было трудно судить, и до сих пор это остается несколько туманным. С другой стороны, их непосредственные военные намерения были совершенно ясны.

 

Глава 3. 1919-1920. Белые порывы, красные разрывы

Оба главных белых лидера 1918-20 годов, адмирал А.В. Колчак и генерал А.И. Деникин, разработали в 1919 году политические программы, которые, вопреки общепринятому мнению о белых как о "реакционерах", в широком смысле можно назвать "либеральными". В своих заявлениях Колчак и Деникин неоднократно и четко заявляли о необходимости возродить местные органы власти, уважать право нерусских народов на самоопределение (но не на отделение), уважать права профсоюзов, провести радикальную земельную реформу и клялись, что после победы в гражданской войне они созовут новое национальное собрание для определения будущей конституции российского государства. Колчак, чье омское правительство было более стабильным, укорененным и всесторонне развитым, чем довольно туманный и перипатетический Особый совет, консультировавший Деникина, как правило, брал на себя инициативу в таких вопросах, но оба основных военных лагеря белых имели мощные фаланги кадетских помощников, чтобы добавить плоти к костям своих политических деклараций и укомплектовать свои агентства печати, консультативные советы и бюро пропаганды. Более того, мало сомнений в том, что лично Деникин и Колчак придерживались действительно прогрессивных взглядов по целому ряду вопросов, включая необходимость радикальной земельной реформы в России - ключевого вопроса предыдущего столетия, и что оба они были совершенно искренни в своих заявлениях о том, что у них нет личного желания держаться за политическую власть ни на минуту дольше, чем это потребовалось бы для изгнания Ленина из Кремля. Кроме того, хотя документ, установивший диктатуру Колчака ("Положение о временном устройстве государственной власти в России"), не предусматривал возможности ее прекращения, адмирал в своей речи в Екатеринбурге в феврале 1919 года торжественно (хотя и несколько неопределенно) пообещал, что не будет удерживать власть "ни на один день дольше, чем того требуют интересы страны", и заявил, что "в будущем единственной допустимой формой правления в России будет демократическая". А "как только установятся нормальные условия жизни, как только в стране воцарится закон и порядок, - обещал он, - тогда можно будет приступить к созыву Национального собрания". Эти заявления принесли определенные плоды: например, в мае 1919 года Большая четверка в Париже была достаточно впечатлена демократическими полномочиями Колчака, чтобы рассмотреть вопрос о признании его режима правительством всей России.