The Sound of Settling (ЛП)

Уже перевалило за 10, а он даже не думал уходить. С усталым вздохом Клаус роняет ручку на стол и, откинувшись на спинку стула, проводит рукой по лицу.

— Ты постучал, — говорит он, жестом приглашая Элайджу войти. — Должно быть, это серьезно.

Его брат закрывает за собой дверь, прежде чем опуститься на сиденье напротив Клауса с той же элегантностью, с какой он делает почти все. Он и Элайджа не могли бы быть более разными, даже если бы попытались. Его брат движется по жизни с грацией оленя; Клаусу постоянно кажется, что он спотыкается, как слепой кабан посреди охоты, просто пытаясь не отставать.

— На тебе моя рубашка, — сухо замечает Элайджа, неодобрительно оглядывая растрепанный вид Клауса. — И заметь, это не лесть.

— Да? Что же ты собираешься делать? Подать на меня в суд?

— Когда ты в последний раз был дома, Никлаус?

— Если это то, о чем ты хотел поговорить, то уходи.

— Возможно, для тебя это будет сюрпризом, но я не могу контролировать свои чувства, когда вижу, как ты проваливаешься под землю.

— Ну, как тебе больше нравится, брат, — отвечает он, пренебрежительно пожимая плечами, протягивая руку за кружкой и допивая остатки растворимого кофе, который простоял там несколько часов. Он ледяной и отвратительный, но не намного хуже, чем когда был еще горячим. — О чем ты хотел поговорить?

Элайджа пристально смотрит на него своим пронзительным, глубоким взглядом.

— Я хотел, чтобы ты знал об этом до завтрашнего официального объявления, — начинает он с необычной осторожностью. — Майкл назначил меня руководить нью-йоркским филиалом.

Клаус становится жутко тихим, еще глубже погружаясь в свое кресло. Он чувствует, как что-то поднимается с него: тяжесть, ожидание, раздробленные кусочки его души, нельзя точно сказать.

Элайджа позволяет тишине растекаться между ними, терпеливо ожидая реакции.

— А, — говорит он удрученно после долгой паузы. — Полагаю, мы оба знали, что у меня никогда не было шанса. Тогда поздравляю тебя.

— Ты не должен притворяться, что рад за меня, я не виню тебя.

— Я счастлив за тебя, Элайджа. Ты можешь уйти отсюда, я больше ничего не могу тебе сказать. Тот факт, что я разочарован собой, совершенно не связан с твоим успехом, — Клаус издает лающий смех, который царапает его горло. — Не знаю, почему я думал, что Майкл освободит меня. Он слишком наслаждается тем, что я у него под каблуком, как старая жвачка.

Элайджа вздыхает.

— Никлаус… Почему ты все еще здесь?

— У меня есть работа.

— Не здесь, сейчас. Я имею в виду здесь, в фирме. В «Майклсон и сыновья».

— Может, я и не его биологический сын, но все еще несу на себе весь ущерб, который может причинить только отец. Я заслужил право причислить себя к сыновьям.

— Это совсем не то, что я сказал, и ты это знаешь.

Клаус серьезно задумывается над этим вопросом. Это тревожное задание, которого он избегал — ну, в общем, всю свою жизнь. Он предпочел бы держать банку с червями под закрытой крышкой, если это может помочь. Правда часто бывает ужасно неудобной.

— Это то, что я всегда намеревался сделать, — говорит он наконец. — Это все, что я умею. А что мне еще остаётся?

— Что-нибудь еще. Все, что захочешь. Что-то, что доставляет тебе удовольствие, что вызывает блеск в глазах. Что-то, чем ты увлечен. Не пойми меня неправильно, брат, ты отлично справляешься со своей работой.

— Майкл…

— Садист-лунатик, и я все равно утверждаю, что даже он знает, насколько ты хорош в том, что делаешь. Он не держал бы тебя здесь, если бы не был доволен, и в итоге получил бы огромное удовольствие, убрав тебя совсем. Ты жесток безжалостен, брат, безжалостен в достижении своих целей, больше по отношению к себе, чем к кому-либо еще. Это делает тебя великим адвокатом и в то же время самым несчастным человеком на Земле.

Клаус смотрит на свой стол, на все выделенные строки, которые он уже прочитал, все те, которые еще нужно прочитать.

— Это все, что у меня есть, — говорит он с болью. — Ты, Кол, Ребекка. Вы — все, что у меня есть.

— Теперь ты ведешь себя глупо, — говорит Элайджа, но улыбка на его лице нежна. — Мы всегда будем с тобой, куда бы ты ни пошел, что бы ты ни решил. Ну, может быть, и будем смотреть неодобрительно, если решишь присоединиться к преступной организации, но ты корпоративный юрист, а это почти так же плохо. И мы все равно тебя любим.

Губы Клауса изгибаются в самой искренней улыбке, которую он смог вызвать за последние дни.

— Всегда и Навечно, да?

— Ты не можешь просто уклониться от этих клятв, — Элайджа встает и задумчиво смотрит на него. — Я обусловил свое согласие на должность в Нью-Йорке тем, что получил свободу выбора, кого возьму с собой. Это касается и тебя.

Клаус медленно моргает.

— Что?

— Если ты действительно хочешь уехать и уверен, что это именно то, чего ты по-настоящему желаешь, то можешь поехать со мной. Я сделаю тебя главой корпорации, дам угловой офис. Ты будешь моим заместителем.

— Майкл согласился на это?