The Sound of Settling (ЛП)

— Я не уверен, что с ней все в порядке, — говорит он медленно, отрывисто, голосом, пропитанным снисходительностью. — Звонок был коротким, и мой мозг все еще спал. Я очень надеюсь, что с ней все хорошо, потому что точно знаю, что она приходила к тебе вчера вечером. Мне также все равно, в каком ты настроении, и у меня есть работа. Так что ты можешь либо сделать заказ, либо уйти, — а потом, помолчав, добавляет: — И ты платишь, придурок.

Клаус неохотно покупает кофе у Энзо, потому что очень нуждается в нем (стук в голове начался сегодня раньше обычного). Это не то же самое, что у Кэролайн, не на милю, но достаточно близко, чтобы Клаус мог, по крайней мере, проглотить свою гордость и все же заплатить за кофе. Не без того, чтобы прошипеть очень мелкое: «Хорошего дня, придурок», прежде чем уйти.

Это самый непродуктивный день Клауса за всю его жизнь, и к тому времени, как наступает вечер, он чувствует себя больным бездельником. Его попытки отвлечься контрактами, прецедентами и нервирующими переписками по электронной почте с треском проваливаются. На протяжении всех встреч и звонков, когда Кол расхаживает по кабинету с чередой возмутительных и слегка оскорбительных провокаций, он думает о Кэролайн.

Поэтому, когда наступает 7 часов, он бросает всё. Сегодня Клаус ничего не сделает. Он упаковывает ноутбук, надевает пальто и выходит на улицу, решительными шагами направляясь в «Мистик Кафе». Удивительно, что у него вообще ясный ум, учитывая, что все, что ему пришлось пережить днем — это пара доз ядовитого растворимого кофе Джошуа, который едва его поддерживал.

Кэролайн держит поднос под мышкой, погруженная в разговор с двумя девушками, постоянными посетительницами, как и Клаус, но имена которых он так и не удосужился узнать. Она выглядит совершенно спокойной, здоровой, как всегда. Когда она, наконец, замечает его, ее улыбка становится горькой, вся ее непринужденная поза внезапно становится жестче. Это ударяет Клауса ниже пояса, и он чувствует, что его собственная решимость колеблется.

Не то чтобы он уже не знал, но, увидев подтверждение, только усугубляет ситуацию. Он и есть проблема.

— Привет, — коротко говорит она.

Вместо того чтобы подойти к нему, как обычно, Кэролайн занимает свое место за прилавком.

Бариста и ее клиент, между которыми выросла невидимая стена профессионализма.

— Хочешь латте? Ты же знаешь, что я ничего тебе не продам с четырьмя порциями…

— Мне нужно с тобой поговорить, — выпаливает он. — Если у тебя найдется минутка.

Кэролайн испускает сокрушенный вздох, как будто надеялась избежать разговора.

— Да, хорошо. Конечно.

Она делает ему знак следовать за ней на кухню и тычет Энзо в плечо, когда проходит мимо.

— Ты можешь немного последить?

Рот Энзо кривится, когда он видит Клауса прямо за ее спиной.

— Что он тут…

— Не начинай, — обрывает она его протест, толкая дверь и жестом приглашая Клауса войти первым. Прежде чем ответить, он бросает на собеседника испепеляющий взгляд. — Просто следи за кафе, я сейчас вернусь.

— Что это было? — спрашивает Клаус, когда дверь за ней закрывается, и на кухне остаются только они.

Кэролайн лишь пожимает плечами и тут же начинает ходить по комнате, словно ей есть чем заняться: роется в шкафах, вынимает ингредиенты и раскладывает их на островке из нержавеющей стали посреди комнаты.

— Ничего особенного.

— Он вел себя как настоящий придурок. Причём только со мной.

— Не обращай внимания на Энзо, он всегда ведет себя как идиот, — она достает мешок с мукой, бросает на него быстрый взгляд и продолжает двигаться. — Ты хотел поговорить?

— Что ты делаешь?

— Проверяю, есть ли у меня все необходимое для завтрашней утренней порции черничных кексов и бананового хлеба. Я слушаю.

Клаус кладет портфель, глубоко вздыхает и расправляет плечи.

— Все было… Неловко вчера вечером. Я просто хотел… Тебе обязательно делать это прямо сейчас? — огрызается он, когда Кэролайн начинает стучать кастрюлями.

Она виновато поджимает губы, ставит сковородки и подходит ближе, хотя между ними все еще остается расстояние, от которого у Клауса мурашки бегут по коже.

— Извини, — говорит она.

Он вздыхает.

— Что происходит?

— Я не понимаю, о чём…

— Кэролайн, — обрывает он ее, но голос мягкий, почти умоляющий.

Она смотрит на него, и он видит в Кэролайн то, что еще не раз не видел: печаль.

— Мы больше не можем этого делать, Клаус.

— Что делать?

— Это, — она проводит рукой между ними. — Кларолайновская штука.

Брови Клауса морщатся.

— Кларолайн?

— Так нас называют люди.

— Какие люди?

— Некоторые клиенты. Завсегдатаи. Они видят тебя здесь все время, видят, как мы разговариваем, видят твое имя на стенде… — она замолкает, пожимает плечами. — Они придумали это название. Я слышала, что идет спор.

— Что за спор? — она бросает на него многозначительный взгляд.

О, думает он. Люди делали ставки на то, когда они будут вместе. Твою ж…

— Это, случайно, не была идея Кола?

— Похоже, это по его части, — Кэролайн коротко улыбается, но улыбка быстро угасает. — Мы больше не можем кормить людей сплетнями. Я не могу, Клаус.

Он делает шаг вперед.

— А почему бы и нет?