The Sound of Settling (ЛП)

— Я не оставил ему выбора. Либо так, либо ему придётся искать кого-то другого. Работа твоя. Но, брат… Если позволишь высказать своё мнение… Я не думаю, что это принесет тебе счастья, — кривая улыбка играет на его губах. — Для начала, я сомневаюсь, что ты найдёшь такой же изысканный кофе, как у мисс Форбс, в Нью-Йорке.

Клаус окликает брата, когда тот уже почти покинул его кабинет.

— Ты действительно спишь со своей секретаршей?

— Кто тебе это сказал?

— У меня есть свои источники, — Клаус качает головой, глядя на старшего брата с притворным упреком. — Ты обусловил свое согласие взять с собой в Нью-Йорк и свою секретаршу?

Элайджа одаривает его загадочной улыбкой, но это добросердечная улыбка, такое редкое открытое выражение на его стоической фигуре.

— Спокойной ночи, Никлаус, — говорит он. — Иди домой.

***

Сегодня вечер пятницы — по крайней мере, так говорит Ребекка — и за шиворот тащит его из офиса. У него нет ни сил, ни мужества бороться с ней, хотя меньше всего ему хочется оказаться в баре с младшей сестрой. Попахивает очередным вмешательством в его личную жизнь.

Это был лишь вопрос времени, полагает Клаус. Если не она, то Кол. Его младший брат, вероятно, отвел бы его в стриптиз-клуб, сунул бы ему в руку пачку долларовых купюр и высказал бы какую-нибудь совершенно извращенную мысль о том, сколько радости может принести жизнь, если только он посмотрит в нужные места, например, на грудь стриптизерши.

Ребекка предпочитает более сдержанный подход: бар, напитки, откровенная ругань. Элайджа слишком заботлив для вмешательства, склонен потакать прихотям своих братьев и сестер только ради того, чтобы сделать их счастливыми. Какое-то глубоко укоренившееся чувство вины за то, что они недостаточно защитили их от ненавистного общения с Майклом в детстве, и необходимость занять должность опекуна — вот диагноз Камиллы, когда она случайно познакомилась с его семьёй.

— Откуда ты вообще знаешь это место? — спрашивает он Ребекку, прерывая ход собственных мыслей, пока они не свернули на опасную территорию.

Клаус уже много лет живет в Алжире и никогда не слышал о больнице Святого Джеймса, по-видимому, довольно традиционном джаз-клубе в десяти минутах езды от его дома. Это многое говорит о том, сколько свободного времени он потратил на знакомство с собственным районом.

Ребекка выделяется там, как больной палец. Ее успешное телешоу «Персона» и калифорнийский загар не соответствуют сохранившемуся воздуху распада времен Сухого закона. Это скорее сцена Клауса, и он догадывается, почему она привела его сюда: чтобы угостить бурбоном и хорошей музыкой, чтобы смягчить острые углы его характера. Это действительно довольно фантастично. Если бы только он был в настроении по-настоящему оценить это.

— Однажды Кол привел меня сюда, — говорит она, потягивая мартини. — Это вроде как твоя территория, да?

— Это слишком громко сказано.

— Это бар, Никлаус.

— Да, хорошо, — он делает большой глоток из своего стакана.

— Я вижу, ты вернулся к своей обычной сварливости, — медленно начинает она. —Как Кэролайн?

— О, ради бога, — хмыкает Клаус.

— Не дуйся, Ник. Каждый раз, когда кто-то спрашивает тебя о ней, ты делаешь такое лицо.

— И все же ты упряма в своем желании и не понимаешь ни единого намека.

— Потому что ты только делаешь этот факт всё более очевидным.

— Что с тобой, Ребекка?

— Это называется семья. Знаешь, я ходила к ней в кафе. Она… Интересная. Много улыбается. Ее кофе просто божественен. Она задала мне три вопроса и пришла к выводу, что это самое лучшее, что я когда-либо пробовала. Ненавижу.

— Ты ненавидишь её, потому что она слишком хороша?

— Мне так и не удалось выяснить, что было в этом кофе! Как я буду жить без него в Лос-Анджелесе?

— Это хороший бизнес-ход.

— Да, а это значит, что она еще и умна. И, я не знаю… — она неопределенно жестикулирует, подыскивая нужное слово. — В ней есть все, что я ненавижу в людях, но она всё равно мне нравится.

Клаус смотрит на свой стакан, его губы растягиваются в грустной усмешке. Получается, думает он, что его придирчивая, рассудительная младшая сестра, которой никогда не нравилась ни одна из женщин, с которыми он когда-либо был связан, полюбила Кэролайн. Как будто она — солнце, и все просто втягиваются на ее орбиту, даже прогнившие Майклсоны.

— Все кончено.

Ему больно вспоминать об этом. Произнесение вслух слова дают новое ощущение завершенности, делают его более реальным, более ужасным.

— Что?!

— Мы с Кэролайн…

— Кларолайн.

Клаус смотрит на нее, прищурив глаза:

— Значит, это был Кол.

— Вообще-то это была моя идея. Кол просто распространил информацию.

Клаус качает головой.

— Это безвкусно и по-детски, — он делает паузу. — И уже не имеет значения.

— Как может закончится то, что еще даже не началось?

— Она не хочет быть со мной.

Глаза его сестры расширяются, а рот открывается от удивления, прежде чем ее лицо морщится от гнева.

— Она отвергла тебя?! Вот сука!

— Нет, Ребекка. Это не так. Она просто… Не хочет заводить отношения с тем, кто отчаянно хочет уехать отсюда.

Сестра смотрит на него, как на идиота.